Дмитрий Глуховский - Текст

Он нашарил телефон – посмотреть, не ответила ли Нина. Был час ночи.

Нет, не ответила.

На экране маячило другое: пять пропущенных звонков от человека, который искал его днем.

Почему не слышно было звонка?!

Вспотел, закрутил подлый телефон в пальцах. Ты почему это со мной делаешь, сука?! Рычажок включения звука был повернут к Илье, громкость выставлена на максимум… Все в порядке! Почему не звонит?! Эта тварь просто утаивала от Ильи звонки, хранила верность старому хозяину и пыталась сгубить нового.

Успокоиться.

Кто мог так настойчиво названивать субботней ночью? Какая-нибудь размечтавшаяся телочка, которой Хазин обещал устроить аттракцион? Или друг упоротый упорно набирает из гудящего клуба, чтобы затащить Петю в вертеп? Или сделка? Сделка, на которую он не пришел?

Номер не определяется – и сообщений нет. Может быть, любовница. Друг – вряд ли, почему бы не записать друга по имени, для чего стирать переписку? А сделка… Все партнеры у Суки были разложены по папочкам, по полочкам, даже у Магомеда-Дворника было свое место.

Последний звонок был всего пятнадцать минут назад. Кому еще он может понадобиться в такое время? Поднимет этот человек тревогу? Ждать дальше нет смысла.

Может, Сука просто чью-то машину заблокировал своей на парковке? Оставил под стеклом телефон, и вот ему звонят обозленные соседи, отчаявшись выбраться?

Лучше поговорить. Ночью голос другой. Ноябрь, простуда ходит. Осип, и все тут. Лучше самому перезвонить. И там по ходу пьесы… Поймем. Наверное. Что говорить? Что говорить каждому из них? Походил по комнате, потом заперся в сортире. Раз, два, три. Набрал.

Если машину запер, то что? Как он ее уберет сейчас?

Трубку сдернули сразу: ждали.

– Хазин, ты где?!

Мужской голос. И это не друга голос был. Не родного человека. Этому про внедрение лучше не врать. А что врать тогда?

– Я… Мне плохо что-то, – шепотом-хрипом выдавил Илья. – Я спал…

– Тебя тут люди ждут вообще-то! Ты меня со своего номера вынуждаешь звонить!

– Я помню… – дыхание сбилось. – А сколько времени?

– Что значит «плохо»?!

Нет… Если встреча была назначена, простуда Илью не оправдает. Перелом даже не оправдает: почему не позвонил, не отменил, не перенес?

– Траванулся чем-то… – он медленно нащупывал правильные слова. – Блюю. И температура.

– Точно траванулся? – там сомневались. – Ты не обдолбанный ли?

– Какое… – простонал Илья. – Еле вообще… До толчка дополз…

– Ты где? Дома? Прислать кого, может?

Не спрашивали, а требовали. С работы? Или по бизнесу партнеры? Какие там еще люди ждут в час ночи? Для чего? Знают, где Петин дом?!

– Нет… Я… Тут в гостях…

– У телки завис, что ли?! Хазин, едрить! Ты про шашлыки помнишь вообще?! Тут люди были, с которыми я тебя познакомить хотел! Ты помнишь, что мне обещал?!

Илья вцепился зубами в палец. Что там про шашлыки было? Что там было про шашлыки?! На диктофоне…

– Да… Так точно… Обещал привезти… Ну… Натурой… Угощение?..

– Угощение, Хазин! Именно! И оно тут было заявлено! А ты где?! Ставишь в неудобное положение! Все разъезжаются уже!

– Я… Еле живой тут… Наверное, грипп этот… Кишечный… – Нужно было что-то еще сказать. Нужно было! – Меня… Сейчас…

Бросил телефон на коврик, встал перед унитазом на колени, сунул два пальца в рот. Вышло. Черт улыбнулся, умилился Илюшиным кривляньям, помог.

Илья постоял еще коленопреклоненный, подержался за холодный фаянс. Горло саднило, во рту было кисло и паскудно. Унитаз был обметан заглоченной, пережеванной, но никак не переваренной чужой жизнью.

– Господи! Тебе, кажись, там и правда не до шашлыков. Хазин… Ладно, хрен с тобой… – гундосила с пола трубка. – К понедельнику хоть оклемаешься?

– Благодарю. Я… Буду стараться…

– Не стараться, а чтоб как штык был! Тьфу ты… Ладно. Поправляйся.

Погасло. Илья слил воду. Опустил крышку. Сел верхом. Познабливало. Слабость накрывала. Отравление.

На двери висел календарь: лубяная деревня в голубом снегу, окошки желтые, дым из труб, месяц серпом, тройка лубочная в сани запряжена. Две тысячи шестнадцатый.

До понедельника один день был, до пятницы – пять. Дальше время не пойдет. На шестнадцатом году все и остановится.

У матери в шкафу нашел кофе в гранулах: ссохшуюся коричневую пыль комками. Развел его кипятком, сел в кухне пучить глаза в айфон. От сна ничего не осталось. Унесли поездку на «Мустанге» с летней Ниной через несбыточную Америку грязные воды в унитазное жерло.