Дмитрий Глуховский - Текст

Сокамерники зашипели, захихикали. Они почему-то знали уже, с кем у Ильи свидание; и для чего. Илья выбежал из камеры, расставил ноги широко, задрал руки так высоко, как будто его за них под потолок подвесили, макушкой уперся в стену, лицо в пол обернул. Щелкнули наручниками, повели по серым коридорам с одинаковыми дверьми без номеров. Как они знают, кто у них где сидит?

Коридор петлял все время, а Илья загривком старался нащупать – не наставят ли ему в затылок ствол, потому что вот так и казнят – в переходе, на лестнице, обнадежив свиданием или заморочив переводом в другую камеру. Вроде напомнил сам себе, что нет, уже нет казни, а в затылке все равно свербело.

Но потом коридор кончился – подъездной железной дверью с кодовым замком. У Ильи спросили сзади – код знаешь? Он попробовал: 123-678. Подошло. Замок пискнул, разжал челюсти. Охрана осталась позади. Дверь хлопнула. Дальше – один.

В подъезде стояло лето.

Такое лето – когда на улице июльский жар, а внутри чуть влажная бетонная прохлада, и даже из шахты лифта приятно тянет, как из бабушкиного погреба. С улицы были слышны крики – веселые. Кто-то там играл, дети.

Илья пошел наверх пешком, хотя лифт вот стоял, приглашал. Но внутри у него все было черное, будто он выгорел. Лучше пешком. Поднялся, куда нужно: в пятьдесят третью квартиру. Верину. Позвонил в звонок.

Открыла – Нина. Бросилась Илье на шею, исцеловала. Она в переднике была, как будто что-то готовила. С кухни пахло сладким тестом, печеными яблоками. Нина сыпала белую пудру на пышную шарлотку. Окна были распахнуты, лето вдувало занавески внутрь, пудра из портсигара летела по столу, Нина чихала смешно и легко, как кошка. Стала втыкать свечки в пирог. Получилось пятнадцать.

Он спросил у нее, что празднуют, почему такое странное число? Она отмахнулась: ну тебя с твоими дурацкими вопросами. Число и число, ничего не значит. Это вообще отвальная. Мы ведь уезжаем с тобой сегодня. Постой, куда уезжаем, это же свидание, я на пожизненном тут. Глупый, какое еще пожизненное, уже все чемоданы собраны, сам посмотри. Летим в Америку, у нас там машина снята, «Мустанг» без крыши, поедем из Майами в Сан-Франциско через всю страну, месяц в дороге, как мечтали. Вон и визы стоят в паспортах – сам посмотри.

Он проверил – и точно: есть и загранпаспорт, и виза. Фотография в загране его, Ильи – и в то же время словно и не его. Щеки гладкие, без оспин, волосы на висках обриты, а сверху чуб – уложен, как феном. Глаза тоже чужие. Блестящие. Меня по этому не пустят, Нин, ты что – я тут сам на себя не похож. Пустят, конечно, ты такой и есть. Он вошел в ванную, стер с черного зеркала испарину – и в нем, точно, был веселый, на пять лет самого себя моложе, гладкий и аккуратно уложенный.

А за мной точно не придут сейчас, спросил он ее осторожно, чтобы совсем уже за сумасшедшего не сойти. Таксист если только, сказала Нина. Давай скорее! Чай стынет, и шарлотку надо нежной есть, а то будет невкусно.

Она была в белой рубашке, до третьей пуговицы расстегнута. Свежая, воздушная, очень взаправдашняя. Татуировка – квадраты в квадрате – уже выцвела немного, была синей, а не сочно-черной. Что она означает, поинтересовался Илья. Это кью-ар код, объяснила Нина. Мне вместо крестика. Сканируешь его телефоном и попадаешь на сайт бога. На него просто так не зайти, он луковый, только по ссылке с кода и только из Тора. Правда, Бог там админ, ему только в саппорт писать можно, зато на сайте висит чат-бот, который знает ответы на все вопросы.

Илья поднял телефон, хотел сосканировать, как Нина его научила, но в руках был тюремный, кнопочный, в котором и камеры-то не было. Он его бросил в окно. Дети какие-то подобрали, приняли эстафету. Успеешь еще, сказала Нина. Я же никуда от тебя не денусь. А теперь уже бежать надо. Такси ждет. Переодевайся скорее – там вон джинсы чистые, футболка и панама – и погнали!

И теплой живой щекой потерлась о его щеку.

Пахла какими-то цветочными духами.

Он ведь понимал, что сон.

И поэтому хитрил, изворачивался, ускользал, как мог, чтобы не проснуться из него. Оглох, ослеп, чтобы реальный мир ничем его из волшебства не мог выцепить. И все равно: кончилось.

Валялся прибалдевший и совсем влюбленный, обнимал подушку, как человека. Ничто в материной квартире не пахло так, как Нина благоухала во сне. Но это был очень подлинный запах. Если бы Илья встретил его в жизни, сразу бы узнал. И все остальное там показывали неподдельное, кроме паспорта: заграна у Ильи отродясь не бывало.