Альфред Дёблин - Пощады нет

Кухарка продолжала возиться у плиты, горничная делала вид, что ничего не слышит, обе предоставили фрейлейн возмущаться. А вечером этого воскресенья жених горничной, зайдя за ней, застал ее в чертовски игривом настроении, она плавала в таком блаженстве, какого давно не знала. Навестившая же фрейлейн сестра застала фрейлейн в слезах, — неприятности с хозяевами, дети получили шлепки, сидят один — в одном, другой — в другом углу.

Подвечер барин с барыней поехали к ее родителям, и по дороге, в машине, она поняла, что в нем ничего не переменилось. Нащупывая его настроение, болтала она о кризисе. Он отвечал поверхностно: нынче нужно тесней сплотиться, опасно недооценивать серьезность положения, своим равнодушием мы рискуем навлечь на себя хаос. Он сидел рядом с ней с утомленным, без улыбки, лицом, и она чувствовала — он страдает, он все-таки ей не безразличен, он все-таки муж ей, он задумчивый, страдающий, он был, как всегда, неумолим.

Да, сегодняшнее утро заставило плечи его сгорбиться, он предчувствовал одиночество такое же, как до женитьбы, и в сущности, еще более страшное — мать была на стороне Юлии (о, как тяжелы эти воспоминанья детства, вражда с матерью). Но — он открыл глаза, — что это я, что за мысли об одиночестве? Он — у власти, он — за рулем, он — не знает над собой никаких хозяев — ни на фабрике, ни дома.

Так говорил он себе. И хотел верить в это.

Неизбежно за тяжелым, выматывающим нервы днем, приходит ночь. Люди могут не только действовать, не только успокаивать себя словами, но они могут также найти доступ к источнику жизни, к ключу вечной молодости, погрузившись в сон. С первым глотком сна улетучивается забота, разглаживаются морщины, и человек только дышит, лежит, чувствует. И хотя он остается самим собой, между ним и природой исчезает грань, он — в каплях дождя, он — в свете солнечного луча, он — часть высокой липы, он сливается с зеленой травой. Ударяет колокол, вторгается действительность. Подобно вольно взмывающей в поднебесье птичьей стае, которая от выстрела сбивается в тесную кучку, человек постепенно сжимается, и вот уж на подушке вырисовываются круглые очертания головы, голова устало поворачивается, на одеяле видны руки, на простыне лежит, вытянувшись, тело, и два глаза устремляются в полутьме на оконную раму, на клетку со спящим щеглом. Мы опять здесь, те же, что вчера.

Корректный майор провел тяжелую ночь. Он имел неприятнейший разговор с супругой, которая настаивала на необходимости, ввиду растущего со дня на день кризиса и постоянного падения курсов, как можно скорей закончить переговоры с Карлом. В министерстве уже прощупана почва насчет поставок, и теперь, когда надо действовать, он в кусты.

— Ты кончишь агентом по страхованию, дорогой мой.

— Бедность не позор.

Она зашипела:

— Позор, говорю я тебе, позор! Я не буду твоей горничной. А кроме того, это — мои деньги.

Рано утром майор бросился и Карлу на фабрику. Несколько дней назад, услышав предложение майора, Карл был потрясен. Теперь он относился к этому спокойно. Сперва человек испытывает замешательство, потом он прозревает и берет вещи такими, как они есть, надо всегда без оглядки итти прямым путем (знать бы только, где он — этот прямой путь).

Майор предложил, чтобы капиталы его формально вложены были в фабрику, это нужно для налоговых инстанций, на случай, если начнут доискиваться, куда девались деньги. Карл видел страх майора, и это доставляло ему злую радость.

— А затем, — высказал Карл свои соображения, — надо будет заключить договор, так как могут возникнуть всякие недоразумения. Но майор ломал руки:

— Ради бога, какие там недоразумения, никаких недоразумений не возникнет, мы с вами люди чести, достаточно нашего слова и уговора.

Трудно было разъяснить майору, что это является деловой операцией, он хотел просто принести Карлу все бумаги, пусть тот делает с ними все, что нужно, с этой минуты майор, бога ради, ни о чем больше знать не хочет! Карл поражался странному героизму майора. Он готов был все взять на себя, но предварительно оформив по всем правилам.

Майор взмолился:

— Бог с ними, с правилами.

Карл ужасно его мучил. Наконец, он понял, о чем Карл толковал, он бесконечно благодарил Карла за то, что тот согласился совершить эту мнимую сделку.

Карл рассмеялся.

— Но мне ведь не хочется, господин майор, чтобы вы говорили и другие думали, будто я нуждаюсь в чужом капитале.

Вслед за тем все пошло, как по маслу. Майор превратился в тихого, тишайшего компаньона. Он вручил Карлу ценные бумаги, половину своего состояния. И с этого мгновенья запуганный майор, действительно, ни о чем знать не хотел. Он положительно избегал Карла. Лишь однажды Карл сообщил ему, что собирается поступить с врученным ему капиталом «согласно смыслу их первых переговоров» (майор уклонился даже от вопроса, в чем заключается этот смысл), после чего все были довольны: майор и его жена тем, что деньги отныне были в надежном месте, — они собирались к этой сумме прибавить и вторую половину оставшегося у них капитала, а Карл тем, что после тяжелого опыта знакомства с этим миром поставил одного из его представителей в зависимость от себя.