Александру Ивасюк - Половодье

Еще при встрече Дэнкуша поразило его лицо: крупный острый нос, широкие ноздри, выпуклые дуги густых бровей, сильно выступающие скулы и нижняя губа создавали впечатление необычайной динамичности, — казалось, в этом человеке действует какая-то сила, которая не желает мириться ни с чем плоским и стремится создать естественный рельеф, подобно тому как сила магмы, давящая из недр, волнообразно распирая тонкую земную оболочку, образует горы и моря.

Они поднялись по лестнице в зал, где застали остальных членов бюро, вставших при их появлении. Григореску с каждым поздоровался за руку, снял кожанку и самым естественным образом занял обычное место Дэнкуша, положив на стол свои большие, сильные руки.

Вошедший за ними Матус сел на стул, стоящий у стены.

Григореску глянул на него и спросил:

— Вы тоже член бюро?

— Нет, — ответил Матус, — я от молодежи.

— Тогда в чем дело?

— Я тоже участвовал в акции и хочу кое-что вам сказать. Мы не позволим, чтобы бандиты…

— Хорошо, — коротко прервал его Григореску. — Подождите в приемной, мы вас вызовем.

Матус вышел без лишних слов и, вместо того чтобы почувствовать себя обиженным, наоборот, успокоился и сел в ожидании возле дверей. Его воинственная душа сразу признала в посланце Центрального комитета командира, и он преисполнился к нему доверия.

— Товарищ Дэнкуш, — начал Григореску, — проинформируйте подробно о положении вещей. Что произошло, какие меры приняты, каковы результаты принятых мер.

Дэнкуш изложил все прямо и просто — рассказал об убийстве на вокзале, об убийстве Стробли, об отношении к этому народа, об отношении властей, о местной ситуации, о черной бирже и обрисовал Карлика и его маленькое королевство.

— До этого, до убийств, вы просили префекта принять меры?

— Да, и не раз, но безрезультатно.

— Вы сообщали об этом высшим органам партии?

— Да, и неоднократно. Но нам ответили, что подобные явления существуют и в других уездах и что меры будут приняты.

— Вы уверены, что этого Строблю убили подкупленные полицейские, чтобы замести следы?

— Да. Ведь после первого же следствия прокурор Маня арестовал комиссара Месешана, но главный прокурор освободил его по требованию префекта.

— Так, — задумчиво произнес Григореску. — Хорошенькое дело!..

— Сегодня после обеда уездный комитет критически проанализировал действия, предпринятые товарищем Дэнкушем, — заметил Софронич, — и пришел к заключению, что мы оказались в хвосте масс, что мы рисковали многим, не обсудив положения с политической точки зрения. Какой смысл было устраивать митинг, в какую стратегию он вписывался? Если бы бандиты стали стрелять в народ, кто бы ответил за это?

— Прав товарищ…

— Софронич. Ион Софронич, — подсказал тот со всем положенным уважением перед персоной, воплощающей в себе принцип демократического централизма.

— Товарищ Софронич прав, но ошибка началась раньше. Вы не должны были допускать подобного положения. Надо было энергичней требовать поддержки центра, строже контролировать действия полиции. Кто вас услышит, если вы не кричите?

— И все же нельзя терпеть убийства невинных рабочих!

— И не потерпим. Вы допустили это, докатились до такого кризиса. Теперь мы должны ознакомиться с положением вещей конкретно, на месте.

Григореску снова надел кожанку и, сопровождаемый почти всеми членами бюро, вышел, направляясь к вилле Грёдль, где еще толпился народ.

Матус отрапортовал им по-военному:

— Я установил посты наблюдения вокруг всего бандитского гнезда. Даже если народ разойдется по домам, Карлик от нас не сбежит.

— Хорошо. Правильно, — улыбаясь, ответил Григореску. — Но теперь требуется другое! Через час соберите представителей всех партий нашего блока, кроме префекта. А через полчаса пригласите в комитет молодого прокурора Маню. Понятно?

— Есть, — ответил Матус и, всех опережая, побежал по ступенькам вниз.

Григореску, Дэнкуш и остальные члены бюро отправились на машине к вилле Грёдль. Здесь толпа была уже не так многочисленна, люди разбились на группы. Время от времени все же раздавались еще угрожающие Карлику возгласы. Перед джипом народ расступился, и Григореску вышел из машины.

— Добрый вечер, — поздоровался он.

Ответ был вялый, — очевидно, народ узнал членов бюро, но не очень был к ним расположен.

— Выйди и все скажи им, дядя Георге, — крикнул кто-то.

И Георге, сцепщик, вышел вперед, спокойно и вежливо приветствуя вновь прибывших: