Коллектив авторов - Сказания Всадников

Любимым пирогом Веры был черемуховый. Я его почти не ем — слишком душистый и хрустит на зубах.

Единственное, что огорчало — Вера всегда отказывалась знакомиться с другими моими друзьями. Либо у неё находились какие-то срочные дела, либо она просто вежливо улыбалась, качая головой, в ответ на мои мольбы хотя бы на секундочку заскочить к Светке за туфлями, которые та брала на свадьбу.

Но я не обижалась. Как вообще можно обижаться на Веру, на самого чудесного, доброго, отзывчивого друга? Ну не хочет она общаться с кем-то ещё — что ж тут попишешь. У всех свои причуды. Зато Вера — настоящий друг, это ведь так важно и так ценно.

— Вера, ты — настоящий друг, — безапелляционно заявляю я, широко распахивая дверь. Вера, кажется, даже несколько теряется.

— У тебя всё в порядке? — серьезно спрашивает она, входя в квартиру и снимая аккуратные лаковые туфли-лодочки. — К чему такие заявления?

— Ну, ты же, всё-таки, пришла, — объясняю. — Я тебя позвала, и ты пришла, представляешь?

— Я всегда прихожу, когда вкусненько, — Вера принюхивается, мечтательно прикрывая глаза. — Надька, ты — талант.

— Скажешь тоже, — фыркаю я. — Рецепт из интернета, черемуха — из магазина. Я всего лишь ингредиенты смешала и сунула в духовку.

— Зато ты делала это с любовью, точнее — с дружбой, — улыбается Вера и идет в ванную мыть руки. — А дружишь ты очень талантливо, уж поверь.

— Я тебя дружу, — кричу вслед и иду на кухню — резать пирог. Взгляд падает на белый листок на столе. С тремя печатями, как полагается — круглая с фамилией врача, прямоугольная и треугольная — из регистратуры.

Медленно оседаю на стул, вспоминая, что мир вокруг меня рушится, осыпаясь цветными осколками, словно витражное стекло, в которое кинули камень.

«F20.9, шизофрения неуточненная, галлюцинации, деперсонализация, диссоциативное расстройство идентичности — под вопросом». И список препаратов — нейролептики, седатики. Витаминки ещё, зачем-то.

Руки холодеют, меня начинает бить озноб. Но ведь этого не может быть, просто не может! Прячу лицо в ладонях и начинаю реветь, как последняя идиотка.

— Надь? Надя, ты чего? — Вера выходит из ванной и бросается ко мне, обнимает со спины, взволнованно встряхивает за плечи. — Надя!

— Верка, — всхлипываю я, утыкаясь мокрым распухшим носом в её волосы — каштановые, пахнущие тем самым морем. — Верка — ты невероятная.

— Что случилось? — она убирает мои руки, заглядывает в лицо. В карих глазах — испуг и какое-то зачаточное понимание, что ли.

— Тебя нет, — шепчу я, умирая от ужаса и тоскливой боли. Ну как нет-то, когда вот она — тёплая, живая, материальная. — Ты ненастоящая. Я, дура сумасшедшая, тебя придумала.

Вера встаёт. Вздыхает. Отворачивается. И вдруг начинает тихонько смеяться. Это так неожиданно, что я моментально перестаю всхлипывать и смотрю на свою лучшую в мире галлюцинацию сквозь растопыренные пальцы. Бабушка говорила, так надо смотреть на морок — он развеется. Вера не исчезает.

— Чего ты? — непонимающе спрашиваю я. Удивительно легкий характер у моей шизофрении, все-таки.

— Надька, — смеется она. — Ну какая же ты… какая же ты талантливая, слов нет!

Я всё ещё не понимаю. Молча хлопаю глазами.

— Эта так называемая объективная реальность — ужасно субъективная штука, — виновато улыбается Вера и лезет в свою сумочку. Достаёт листок с тремя синими печатями. Точно такой же, как и мой, только там — её фамилия и имя.

— Что это? — я уже ничего не понимаю и вот-вот малодушно грохнусь в обморок. — Погоди, так это я — глюк, выходит?

— Выходит, так, — серьезно кивает Вера. — Ты — моя галлюцинация, я — твоя. Или альтер эго. Или тульпа, как нынче модно говорить. В общем, все честно, Надь.

— Это какой-то звиздец, а не «честно», — я запускаю пальцы в волосы, словно желая рвать их клочьями. — Кто из нас тогда настоящий?

— А какая разница? — Вера легкомысленно пожимает плечами. — Давай договоримся, что обе. Настоящие друзья, ага? Давай уже сюда свой пирог.

— Виталь, ты в бога веришь? — донеслось из-под кровати.

Я оторвался от монитора и задумался. С одной стороны, я себя всю сознательную жизнь считал если не атеистом, то агностиком точно. С другого же боку, вопрошал о религии меня не абы кто, а паранормальное явление чистой воды.

— Н-ну, — нерешительно протянул я. — Теперь уже, пожалуй что, верю.

— А он в тебя — нет! — радостно сообщил Казимир, выбираясь из своего убежища. И обидно заржал.