— Не бойся. Я вернусь, обязательно. Получу хорошее жалованье за этот поход, и мы сможем сыграть свадьбу. А твой единорог пусть сидит у себя в чаще.
Кевин крепко прижимает девушку к груди, проводит рукой по шелковистым волосам. Не наглядеться, не надышаться ею. Утонуть бы в серо-зелёных глазах… Нет сил оставлять её здесь. Только надеяться и верить. Во что? В себя. В свои силы и братьев по оружию. И в то, что древние боги будут к ним благосклонны. Не в единорогов же…
***
С пригорка, где Гвен собирает душистые травы, хорошо видна извилистая дорога. Вьётся, петляет, ныряет в холмы. Не по-весеннему душно сегодня. Дрожит над дорогой прозрачный воздух, витает вокруг горьковатый аромат разогретой полыни. Щурясь, Гвен глядит туда, где пыльным облаком встаёт завеса. Земля дрожит, полнится гулом. Неясная тревога нарастает в сердце. Что там, за холмами?
И вдруг словно стрелой пронзает — всадники! Большой отряд, в тяжёлых доспехах!..
Гвен подхватывает длинные юбки и мчится в деревню, позабыв о травах.
***
— …Матушка! — задыхаясь от быстрого бега, Гвен влетает в родной дом. Воздуха не хватает, кажется, грудь сейчас разорвётся. — Там… всадники, матушка! Скачут… сюда, в деревню!..
— Вот глупая! — мать испуганно выталкивает её за порог. — Чего ж ты сюда бежала! В лес надо! Схорониться в чаще — там, глядишь, и не найдут!
— А ты?!
— Я уж пожила. А ты девка молодая. Беги, беги, дурочка, всеми богами тебя молю!..
Сердце разрывается от боли. Глаза почти не видят дороги, застланные пеленою слёз. Ноги подкашиваются. Гвен бежит, бежит к лесу изо всех сил. Лес всегда был другом: дарил ягоды и травы, позволял охотиться и собирать хворост… Мощные стволы дубов и буков уже совсем рядом, высятся, как молчаливые исполины. За спиной всё слышнее топот копыт. Сейчас, ещё немного — и она затеряется среди деревьев, всадникам не будет так удобно преследовать её в зарослях…
Гвен спешит, уходит в лес, всё глубже. Смыкаются стебли папоротников за нею. Всё выше стволы, всё темнее вокруг. Огромные замшелые валуны готовы заслонить её собою, спрятать от зорких глаз врагов. Не отстают, спешились и продолжают загонять. Пьянит и кружит им голову предвкушение скорой победы.
Гвен хорошо знает лес. Но плохо знает людей. В ствол дерева совсем рядом вонзается стрела. Сил уже не осталось. Бежать не получится. Она стонет и ползком перебирается к дубовому стволу. Прижимается спиной и закрывает глаза.
Верить. Только верить. Кевин, где ты? Ты веришь в розовых единорогов?..
Всхрап. Совсем рядом. Значит, всадник. Значит, догнали. Значит…
Гвен открывает глаза. И протирает их изумлённо. Так не бывает!.. И сама себя одёргивает испуганно: бывает! Ты же верила! Гладкие розовые бока, витой рог посреди лба. Всхрапывает и нетерпеливо бьёт копытом.
Она взбирается на спину, всем телом прижимается к единорогу, дрожащими руками обхватывает его шею. Мимо со свистом пролетает ещё одна стрела. Гвен зажмуривается. Скачи, скачи, милый!.. Единорог срывается с места. Кажется, сзади её обнимают чьи-то руки…
***
Гвен лежит на зелёном холме. Трава густая и мягкая, приятно щекочет ладони. Девушка смотрит в сиренево-синее небо, где появляются первые звёзды. Свежий ветерок доносит откуда-то сладковатый запах цветущего тёрна. Вдалеке еле слышно играет свирель.
— Так тихо здесь, Кевин… И спокойно…
— В холмах за туманами всегда покой, моя радость.
— И ты веришь в розовых единорогов.
Семёныч умудрился повеситься на таком коротком шнурке, что его даже в ботинки вставить было бы стыдно. Об этом Кирилл узнал на экстренной планёрке у главного. Разбор полётов с последующим выговором получили все — от последнего санитара до начмеда. Дальше главный начал раздавать указания, как перевести ЧП в наиболее безопасное русло, и Кирилл перестал вникать. Ежу понятно, что придется переписывать все бумаги и заключения. Он прекрасно помнил, что Семеныч был у него на консультации пару дней назад. И ничто в поведении мужчины тогда не насторожило молодого психолога.
Вернувшись в свой кабинет, Кирилл достал папку с личными делами пациентов. Все прошитые, с кучей печатей — учреждение специфическое, как-никак — психиатрическая клиника, а не санаторий для гастритников. Кирилл и сам был уже не рад, что пришлось работать в таком месте. А что поделаешь: ему нужен опыт, чем больше и необычнее — тем лучше. Зато потом откроет свой частный кабинет без проблем. А пока вот так: психи, суицидники, депрессяшки…
Читать дальше