Мой путь морской, как трюк со змеёй — опасен,
но всё же мой шаг — твёрд, а азарт — заразен.
Каким бы мой почерк ни был простым и корявым,
пишу на листе: «Тебя бы, тебя бы, тебя бы».
Если плохое тебе нашепчут деревья,
то прошу тебя, Милая: просто не верь им.
Будь сильной. Разве стал бы я слабым?
Губы твердят: «Тебя бы, тебя ты, тебя бы».
Корабль крепок, море сине, небо молчит.
На корабле спокойно. Наш Боцман спит,
Капитан опять считает бои и победы,
а я про себя: «К тебе бы, к тебе бы, к тебе бы…».
Нам говорят, что скоро вернёмся. Всегда.
Когда б ни спросили. Поэтому, Дорогая,
время ожидания смело умножь на два.
А лучше — на три. Потому что «Когда?» — я не знаю.
Потому что «Когда — относительная величина», —
так говорит Капитан, но внимать капитану
бессмысленно. Он много чего сказал.
Поэтому я ему верить не стану.
Строчка за строчкой. Волна за волной.
Мы уходим всё дальше от суши, всё ближе к раю.
Я вернусь, Родная. Вернусь, чтобы быть с тобой.
Но время умножь. Потому что когда — я не знаю.
Испытание морем слабому не под силу.
Я пишу тебе, а за люком снаружи — шторм.
Прошёл год. Где только нас не носило?..
Я пишу, Дорогая, чтоб рассказать о том,
какое оно — испытание морем.
Как беспощадно бывает, как корабли
не выдерживают, и с чудовищным воем —
на рифы.
Как на свет мотыльки.
Я с палубы видел, не бойся, Родная —
мой корабль, как ни странно, всё ещё цел.
Море щадит нас. Как будто играет,
но не сводит свой тёмно-синий прицел.
«Как будто играет»… Я много думал об этом.
Пока еще, видно, море ласково к нам.
Шторм третий день. Мы идём по ветру.
Прямо по курсу.
Наш Боцман — провал.
Словно пройдоху мы в порту подобрали,
на него — ей богу! — жалко смотреть:
толком не может стоять у штурвала —
он начинает путаться и бледнеть.
На корабле — спокойно, а Боцман — мимо.
Боцман кричит — и снова меняет цвет.
Знала бы ты, как это смешно, Любимая,
когда он от крика снова начинает краснеть.
Это не наш боцман — взяли чужого,
потому что наш старый боцман не смог.
О новом не хочу говорить плохого,
поэтому больше не скажу ничего.
Хватит о нём.
Хватит долгих историй.
Вместе со мной не думай о поражении.
Ради нас я пройду испытание морем.
Я вижу в воде твоё отражение.
Тяжелый выдох. Взгляд поднимаю кверху.
Смотрю на небо. Пока голубое, без дыма.
Завтра будет чернее — и пахнуть смертью.
Завтра будет неравный бой, Любимая.
Так сказал Капитан, но внимать Капитану…
Не в этот раз, Дорогая. Я видел сам,
как нас окружают. Я верю радару.
Я верю радару и собственным глазам.
Мы начищаем до блеска наши орудия.
Кажется, мы готовим корабль к смерти.
Море больше не благосклонно — орудует
умело волнами и нас оголтело вертит.
Наш непонятный Боцман хранит молчание.
Он ходит и смотрит на ледяную гладь.
От него идёт спокойствие. От моря — отчаяние.
Кажется, я никак не смогу их понять.
В каютах тихо. Матросы портят бумагу,
в попытках сказать о том, что сейчас внутри.
Я до последнего верю в наш старый флагман,
который давно перестал являться таким.
Наш старый друг, который долгие годы
по морю носил нас всех на стальной спине.
Он выучил наизусть всю синюю воду.
Я прижимаюсь лбом к холодной стене.
Я прижимаюсь лбом и шепчу устало
колыбельную для корабля. Это странно.
Я не знаю, можно ли верить в сталь, но
я верю в неё сейчас беспрестанно.
Сколько не готовься, к началу всё равно не готов.
Первая мина взорвётся всего лишь в миле,
всего лишь в миле от корабля.
Что потом —
по инерции.
Мы их превосходим по силе,
они нас — по количеству. В несколько раз.
Это страшно, если знать, что важнее.
Пока ещё мы держим удар, но у нас
склад с боеприпасами быстро пустеет.
Бедный Боцман делает вид, что спокоен.
Будто Боцмана не хотят принимать моря.
Новый Боцман, наверное, не видел боен.
Лучше б на должность боцмана взяли меня.
Чем я хуже? Я бился в три раза чаше,
я намного лучше умею стрелять.
Я запросто выпить могу всё море-чашу.
Лучше б на должность боцмана взяли меня.
На полумёртвом корабле хлопают двери,
корабль плачет своими иллюминаторами.
Матросы не сдаются, но и не верят.
В сердце бьётся энергия, как в генераторе.
Читать дальше