Геннадий Карпов - Шёл я как-то раз… [Повести и рассказы]

8.22. После прокуренного подвала первый вздох слаще конфеты. Сразу в лавку. Дилемма «минералка или что-то ещё» решилась на удивление быстро. Беру два леденющих «Абаканских» и двигаю в свою слесарку. Что такое слесарка? Для сантехника это второй дом, как для Оли – детский садик. Микрорайон большой, поэтому поделен между бригадами на микромикрорайончики по 10 – 20 домов. У каждой бригады своя слесарка, где слесарь переодевается, хранит инструмент, пьёт чай или водку, обедает, а иногда и живёт неделями с собратьями по разуму. У нас слесарок несколько. Одна в бывшей раздевалке при дворовой хоккейной коробке. Там обитают четверо. Раньше они обитали в подвале, как и все уважающие себя сантехники. Но в дом вселился какой-то гад, которому бутерброд с икрой в глотку не лез при одной мысли о том, что он соседствует с низшими существами. Он забросал кляузами всех кого можно от инженера Миши до мэра города, натравил, как водится, пожарников, СЭС и микрофонщиц, и в неравной борьбе победил. Тот подвал, само собой, через месяц чем-то затопило, но гаду не до того: теперь он из этого же дома выселяет почту. Ещё слесарка во входе в подвал девятиэтажки, отгороженном от самого подвала железным люком на болтике. Там двое. Одна в закутке на первом этаже девятиэтажки. Там четверо на шести квадратных метрах. У них на стенах столько голых женщин понаклеено, что, однажды там побывав, жильцы мужеска пола частенько потом забегают про погоду узнать, а женска звонить на мобилы слесарям предпочитают, ежели нужда приключится. Одна слесарка в бомбоубежище под седьмым каналом, основная. Там человек восемь, рядом гараж с техникой и материалом. Отсюда тоже скоро грозят выгнать: телевидению надо расширяться, а тут даже баня есть. Мы её всем участком в своё время больше месяца делали. Одна в бомбоубежище жилого дома сталинской постройки. Там двое, не считая знакомых бомжей и местных алкоголиков. И по соседству такая же, наша с Лёхой. Мы заехали в неё четыре года назад. Это было жуткое помещение, хоть «Сайлент Хилл» снимай. Вода лилась из одних щелей, текла по годами промытым руслам и утекала в другие щели, ползали неизвестные науке белые насекомые, кислорода конкретно не хватало, унитаз был наполнен трупами пауков и комаров, на стенах сквозь пыль и паутину просматривались надписи типа «Умираю, но не сдаюсь» и «Любви достойна только мать». Всё это подогревалось халявным отоплением, так что жизнь кипела круглый год, как в джунглях Танзании. Гаечные ключи ржавели на глазах, за час. Мухота лезла в нос, в декабре кусали комары. Мы подшаманили сантехнику, поставили двери, переварили гнилые трубы, набили задвижки в элеваторе, провели себе водопровод и устроили экологическую катастрофу здешней фауне, плеснув в местную окавангу стакан соляры. Вот только с канализацией не угадали: наш бомбёр оказался на уровне городской канальи, и как только та малость подсела, к нам попёрло говно. Пришлось чеканить всё наглухо. Теперь воду льём в ведро и выносим в элеватор. Туалета нет, но для сантехников это не великая проблема. Когда в подвале малость подсохло, мы притащили туда койки, шкаф, стол, сделали верстак и оборудовали спортивный уголок. Боксёрская груша, штанга, гири, гантели, турник, эспандеры. Одна дверь на входе, просто железная, другая в самом бомбёре, сантиметр толщиной и полтонны весом, так что случись ядерный конфликт – мы не сразу и заметим. При Сталине строить умели! С недавних пор есть и радио. Слушаем радиостанцию «На семи холмах» или, когда хочется посмеяться, «Маяк». Особенно нравится реклама бальзамов «Софья». С таким выражением читают про пользу «вам и вашему организму», что сам не понимаю, почему не верю.

8.33. Итак, я в слесарке. Светло, тепло, специально для нас Крис де Бург поёт «Леди ин рэд». Пахнет кошатиной. Дело в том, что в обоих дверях мы прорезали дырки под котов, и эти засранцы лазят здесь, как у себя дома. Мы иной раз с колыма покупаем им «Китикет», а они иной раз гадят где попало. В трезвом виде нормальному человеку в ум не придёт придти с мороза домой и хлебнуть холодного пивка. Но я не в трезвом виде и не нормальный. Я сварщик ЖЭКа с похмелья, а потому откупориваю бутылку и наливаю полную кружку. Что за звук! Песня! П-ш-ш-ш-ш! И первый глоток. Перо не в силах описать этот кайф, когда холодная волна катится по шершавой глотке. Лёха не с похмелья, но за компанию тоже прихлёбывает. Ему не так кайфово и мне его маленько жаль. Ему тоже меня маленько жаль. Фу! Становится хорошо. Поспать бы! Переворачиваю бутылку на кружкой, выпиваю второй стакан. Уже не так приятно, зато желудок перестаёт кривляться и принимает первоначальную форму. 8.40. Юра приедет в 10, значит есть время подремать. Лёха, язва, предлагает заняться спортом и идёт бить грушу. Ложусь на лежбище, накрываюсь телогрейкой. Лёха великодушно предлагает допить его бутылку. По такому случаю не грех снова принять перпендикулярное положение. Играет радио, бренчат гантели, горит свет. А я проваливаюсь в розовый сон. Сон в тепле после мороза с похмела под музыку и при свете – это что-то. Типа я – сантехник ЖЭКа «Реал», варю трубы под рёв трибун за сто тысяч евро в неделю. Довариваю шов, хочу начать другой, но Миша звонит на мобильный и сообщает, что меня продали «Барселоне» на шестой участок. Я отказываюсь, что-то ору в трубку про мерзавцев-адвокатов, но трубка уже не трубка, а магнитола, и Миша начинает петь мне в ответ «Леди ин рэд», а потом сообщает, что по гороскопу для меня сегодня дважды два – четыре, а овны должны бояться мотоциклов.