Геннадий Карпов - Шёл я как-то раз… [Повести и рассказы]

Джон расписался на итоговом документе. Конкуренты были раздавлены и тут же покончили с собой. Азиатский рынок презервативов перешёл в его руки, но радости он почему-то не испытывал. Что-то было не так. Не зря он утром рассыпал соль, а по дороге на работу задавил чёрную кошку. Он достал из кармана брюк фотографию дочери и долго смотрел на неё, улыбаясь. Потом достал другую, третью… Тревога не проходила. Он набрал номер домашнего телефона. Звонок разбудил Мэри. Она томно протянула руку к телефону и поднесла трубку к уху. Боже! На той было нацарапано по-арабски: «Засунь её себе…»

– Джон, я чувствую, что случилось что-то ужасное, приезжай быстрее! – кричала Мэри в трубку, разглядывая следы ботинок на дальнем конце своей кровати.

Следы уходили в окно. Откуда же они приходили? Она бросилась в детскую и, не найдя ни дочери ни хомячков, упала в обморок. Очнулась она лишь под вечер в той же разгромленной комнате. Рядом стоял Джон, только что сделавший супруге искусственное дыхание изо рта в нос и наоборот.

– О, Мэри! Ты жива! Я уже потерял всякую надежду и на всякий случай связался со своими адвокатами.

Но тут зазвонил телефон. Джон прижал неприличное слово к уху. Отвратительный голос Абу предупреждал, чтобы они ничего не говорили полиции, если хотят, чтобы их дочь осталась жива. Он требовал пятьдесят миллионов наличными, грузовик гашиша и знаменитый алмаз «Революционер И. Бабушкин», который Джон при загадочных обстоятельствах купил год назад у польского еврея Бзденека в Кракове (см. «Драконы вышибают все мозги»). В противном случае их дочь будет брошена в чан с кипящим соевым маслом.

– Для чего? – не понял Джон.

– Они хотят убить её, идиот! – ласково проворковала ему жена, отыскивая в записной книжке телефон личного психиатра.

Джон был вне себя от ярости. Украсть ребёнка! Требовать кучу денег! И бросить трубку не поторговавшись! Уж он бы наверняка сбил бы цену на четверть. Но теперь они не получат ничего! Ведь у него есть Билл! И он позвонил своему старому другу, полицейскому в отставке, побывавшему во всех горячих и многих тёплых точках, имевшему орден на груди, мятую шляпу на голове, пару добрых голубых глаз под шляпой, опыт борьбы с террористами за спиной и чёрный пояс по каратэ длинною в три ярда.

Окраина Лос-Анджелеса. Наши дни. Вечер.

Билл сидел за стойкой в обнимку с друзьями – неграми, когда бармен принёс ему телефон вместо виски.

– Привет, Билл! – раздалось из грязной трубки. – Это Джон. Не хочешь ли на денёк вылезти из своего заведения, размять кости и тряхнуть стариной? У меня снова украли мою малютку Энни и требуют выкуп. Нужна твоя помощь, и не вздумай отказываться, иначе тебя загрызёт твоя же собственная совесть. Спасибо, я знал, что на тебя можно положиться.

Билл допил виски, надел шляпу, снял ноги со стола и направился к выходу.

– Билл, ты опять не заплатил! – окликнул его бармен и привычно нырнул под стойку бара.

Пуля просвистела в дюйме от головы.

– Запиши к старому долгу, Чарли! – бросил Билл через плечо, дал по зубам двум громилам, ворвавшимся в бар с целью вооружённого ограбления, и, оседлав видавший виды мотоцикл, отправился к себе в конуру.

Дома он обмотался патронташем, засунул за пояс пистолет и кое-что по мелочи, прицепил за мотоцикл станковый пулемёт и покатил к другу. Джон уже ждал на крыльце. Они крепко расцеловались, поскольку когда-то любили друг друга (см. «Голубые ночи Техаса»).

– Давненько не виделись! Последний раз Энни воровали больше года назад (см. «Поцелуй учителя тьмы»).

На крыльцо выбежала Мэри, почти убитая горем:

– О, Биллочка, на тебя опять вся надежда. Если ты поможешь нам и на этот раз, мы сделаем для тебя всё. Ты станешь для Энни вторым отцом, для меня – вторым мужем, а для Джона – первым компаньоном.

– Нет, Мэри, извини. Свою стойку в баре я не променяю и на миллион, а просить у вас два – дохлое дело. Что – деньги? Вот пиво! Идёшь, бывало, в сортир после шестой кружки и думаешь со-о-всем не о деньгах. Но к делу: что-то я не вижу вашу дочку. Никак, уже спит? Ах, да, её украли! И кто же, позвольте вас спросить, посмел сморозить эту глупость, зная, что я жив и здоров?

Билл быстро ходил взад и вперёд, засунув самые большие пальцы рук за подтяжки, потом достал из сумки скрипку и некоторое время проникновенно играл что-то жалобное из раннего Мэнсона. Мэри всплакнула, Джон представлял воочию азиатский рынок презервативов.

Внезапно Билл резко выбросил правую руку вперёд, указывая на опустошённый аквариум, и воскликнул: