— К обеду я забегу, увидимся. Ну мам, ну очнись, наши беды кончились!
— Приходи, я жду…
Аптекарша кладет трубку так, словно она из стекла и может разбиться. Поднимаясь по лестнице на верхний этаж, она вдруг останавливается — острая боль, пронзительная, как удар ножом, не дает ей идти. Она вдруг абсолютно четко вспомнила момент, когда началась вражда между нею и мужем.
В тот придунайский город они переехали охотно: он был куда более благоустроенным и привлекательным, чем забытый богом Фердинанд. Они прочно обосновались там и быстро разбогатели. И вот однажды вечером, когда они возвращались из театра, потрясенные «Властью Тьмы», которую давала приезжая труппа, она, углубившись в свои невеселые размышления, тихо обронила:
— Ты веришь в возмездие?
Муж повернулся к ней, и лицо его, обычно землистое, побледнело еще больше.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я верю…
— Глупости!
— Нет. Зло — оно как пружина: раскрутится до конца и непременно ударит того, кто его причинил…
Муж не стал ей отвечать — насупился и молчал до самого дома. И лишь потом, когда уже легли в постель, погасив свет, он проговорил, вызывающе, ехидно:
— Ну, так что ты этим хотела сказать?
Стефка не сразу поняла, о чем он.
— Когда о возмездии завела речь, о возмездии! — напомнил ей муж.
Она сжалась, всякое желание пофилософствовать уже пропало.
— На что ты намекала?
— Я ни на что не намекала.
— Ты что-то знаешь?
Стефка привстала и потянулась к торшеру, но муж схватил ее за руку, словно клещами, — в ту пору он был еще сильный.
Она не стала включать свет, подчинившись его грубому движению, только осторожно высвободила руку.
— Ты что-то знаешь? — настаивал он.
— Знаю.
Муж выругался.
— Что ты знаешь?
— Я знаю, что у меня задержка. И если это продлится еще несколько дней, значит, я забеременела…
Он весело охнул, наклонился к ней (она ждала, что он ее обнимет), и ее вдруг обожгла пощечина — первая и последняя, которую он себе позволил за всю их многолетнюю супружескую жизнь.
Обида, вроде бы забытая с годами, заслоненная появлением ребенка, долгой болезнью мужа, нежданно-негаданно оживает в душе так отчетливо, словно нанесена только вчера.
— Потому что я верю!.. — повторяет аптекарша, хотя собственный опыт убеждает ее, что на возмездие уповать не приходится.
Должно ли людьми руководить естественное чувство справедливости? Ставит ли история в конце концов каждого на место? Да нет. История — слепая череда событий. А люди, творящие столько бесчинств, остаются, как правило, безнаказанными.
— Елена? — вопросом встречает ее аптекарь.
Жена молча кивает.
— Не зайдет ли хоть повидаться?
— Зайдет.
Он отрывается от подушки, смотрит на нее испытующе и вдруг повторяет слова дочери:
— Неужто ты не рада?
Жена машет рукой, наклоняется, чтобы поправить простыню, и на ее глаза вновь набегают слезы.
— Ну, довольно, довольно… — неловко, с горькой снисходительностью утешает ее муж. — Что было, то прошло, надо смотреть вперед!
— Куда вперед?
Он злится, его синие губы извиваются, как пиявки.
— С немцами покончено, с нашими фашистами — тоже!
Стефка отбрасывает шаль, в которой промаялась всю ночь, и начинает одеваться. Голос мужа становится мягче, в нем легко уловить слащавый оттенок:
— Поди… Поди ко мне…
Удивленная и возмущенная, она поворачивается к нему спиной.
— Что?
— Поди ко мне…
Да, несмотря на тяжелый недуг, он все еще иногда загорался, все еще желал ее, но для нее близость с ним вызывала какие угодно ощущения, только не удовольствие — его бессильная похоть проявлялась так отвратительно: немыслимые жесты и еще более немыслимые слова. Стефка спешит прикрыть свою наготу, переводит разговор на другую тему.
— Микстуру будешь пить? А то я ухожу вниз.
— Ладно, давай…
Она наливает в столовую ложку двадцать капель и подает мужу, ошеломленная неожиданно созревшим решением: «Не только Крачунов, но и вот этот должен исчезнуть!» Облизывая ложку, аптекарь поглядывает на нее недоверчиво, исподлобья — можно подумать, что он прочитал ее мысли.
— А что с тем, с начальником?
— Сбежал.
— Хоть бы его пристукнули где-нибудь.
— Все получат по заслугам — и он, и ему подобные.
Муж вздергивает тощий, залитый микстурой подбородок.
— Кто это — ему подобные?
Но Стефка быстро выходит: она боится, что сорвется и закричит прямо ему в лицо: «Подлец! Подлец!»
Читать дальше