Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

Сегодня же…

«Что за день сегодня! Когда же он кончится, этот проклятый день?»

В три часа он отправился к айтишникам из технического отдела. И лично проследил за отключением офисного сервера.

«На сутки отключаем, не больше. Пока просто отключим. И, пока время есть, поговорите с Гонеевым. Решите с ним, как проще будет вынести сервер, если к нам гости пожалуют. Он все ходы и выходы знает в здании, так что эвакуацию с ним обсудите. Всё…»

Всё, не сил терпеть!

Голова наполнилась горячей, густой, тяжёлой, тянущей к земле кровью. Сердце едва проталкивало по венам вязкую кровь.

«Не могу…»

Кажется, он ещё кому-то звонил. Раздавал распоряжения. Ещё хотел проверить кабинет Романова…

«Иван!.. в такой момент… Мне ещё твоего… Твоего предательства мне не хватало. Лариса — просто дура. Молодая дура! Ты не мог… Не мог не делать этого?!»

Новая вспышка гнева охватила его.

И будто кто-то, подлый, чёрный, призрачный — подкрался сзади. Набросил на шею невидимую, но явственно ощущаемую тугую, прочную петлю.

И рванул верёвку, пережимая горло, мышцы, артерии.

В коридоре, недалеко от выхода, Николай остановился. Захрипел, закашлялся, забрызгивая слюной рубашку.

Чёрная тень мелькнула перед глазами.

Невидимка пощадил его. На этот раз. Он ослабил удавку.

«Господи, что мне мерещится? — испуганно подумал Николай. — Здесь же нет никого! Пустой коридор… Никого! Что это… прыгает, мечется у меня перед глазами — и исчезает? Галлюцинации, что ли? Никогда такого не было. Никогда…»

Отпустило. Стало легче дышать.

Николай огляделся по сторонам. Никто, никто не видел его слабость. Никто не видел его задыхающимся, бледным, дрожащим, с испугом озирающимся по сторонам.

Никто не заметит слюну на рубашке. Не услышит захлёбывающегося хрипа.

Всё хорошо. Он спокоен. Он пришёл в себя. Он дышит ровно и размеренно. Он борется. Он управляет событиями.

Он прежний, прежний Ставицкий. Сильный! Сильный!

Но вот… Пора.

Ставицкий позвонил водителю.

В четыре он выехал из офиса.

«Надо отдохнуть… Хоть немного поспать…»

— Суп у тебя пересолен…

Геннадий отодвинул тарелку и посмотрел укоризненно на жену.

— Знаешь же, болею я. С животом нелады, язва замучила. Прошу ведь каждый раз — не клади так много соли, не клади. Одну ложечку, не больше. А ты всё по своему делаешь…

Он поднял белую, в красных линиях фольклорного узора, солонку и поднёс её к лицу супруги, словно желая показать неразумной женщине не знакомый её мудрёный столовый прибор.

— Вот!

— Замолчи и ешь, — ответила мужу Екатерина Даниловна. — Хватит капризы тут свои показывать. Больной, тоже мне… Мне вот самой шестой десяток идёт, болячек столько…

Тут и взгрустнулось ей. И дёрнул чёрт мужа претензии свои за ужином высказывать. И так на душе неспокойно. Кошки скребут, прямо по сердцу коготками, а тут он ещё, с животом своим, с солью, с брюзжанием.

И возраст вот… Некстати, совсем некстати припомнился.

— …На лекарствах сижу. И работаю, и готовлю тебе! А ты только и делаешь, что нервы мне треплешь. Истрепал уж все. Ешь, давай!

Геннадий насупился и котом обиженным посмотрел на жену исподлобья.

— Давай, издевайся над больным, — пробурчал он. — Конечно, легко тебе так говорить. Упрекать меня легко, да… А я вот, пока инвалидность не получил, прилично зарабатывал. Помнишь, как мы тогда жили?

— Помню, — ответила Боровикова. — Помню, Гена. Весело жили, пока ты пить не начал.

— А сейчас — ни капли! — гордо заявил Геннадий. — Завязал!

— Врачи тебя завязали, — осадила мужа Екатерина Даниловна.

Встала, взяла мужнину тарелку с недоеденным супом — и вылила в раковину. Открыла воду, и слушала как жадно урчит и чавкает встроенный в мойку измельчитель.

— А бы может, и доел, — тихим голосом заметил Геннадий.

Но продолжать не стал.

Каким-то шестым чувством, необычной развитым у супругов, много лет проживших вместе, понял Геннадий Павлович, что Катерину сегодня лучше не злить. Не задевать. И вообще — не трогать.

Не в себе она. Нервная какая-то, злая.

Екатерина Даниловна поставила тарелку в посудомойку.

Села за стол и спросила мужа:

— Может, кашки тебе, больной?

— Чаю попью, — ответил Геннадий. — Кашу-то я сегодня днём сготовил… Разогрел, то есть. Ты её прямо по гурьевскому рецепту сделала, с курагой, вишней…

— Не подлизывайся, — сказала искушённая в мужниных хитростях Екатерина Даниловна. — Испортил настроение, так и не хитри теперь. Ольга звонила?