Наконец Эдуард Матвеевич собирается с мыслями, берет в руки карандаш и начинает читать письмо:
«Где, в основном, показывает нам прозаик своего героя? Где происходят основные события повести? Не на производстве, о котором говорится довольно-таки бегло, а в кулуарах треста, в метро, наконец, на квартире любовницы героя — то есть где угодно, только не там, где люди непосредственно заняты своей работой».
Последний абзац Эдуард Матвеевич пробегает глазами дважды. Что-то здесь не так, что-то ему не нравится. То ли надо «любовницу» заменить на «подругу», то ли вообще по-иному об этом сказать.
И еще хорошо бы здесь же какие-нибудь примеры из литературы привести, думает Эдуард Матвеевич. Какие-нибудь имена назвать. Чтобы в редакции сразу поняли — пишет человек начитанный, а не кто-то с бухты-барахты. Если увидят, что письмо от знающего человека, должны будут напечатать. Поэтому, наверное, стоит немного и о себе сказать.
«После окончания вуза я почти пять лет проработал на производстве, уже около десяти лет — в НИИ…»
«В институте как-то чище и уютнее», — мысленно добавляет Эдуард Матвеевич и продолжает писать.
«За годы работы мне приходилось сталкиваться с самыми разными людьми. Но вот таких, какими изображены в повести начальник цеха Ершов и сотрудник министерства Вельник, я не встречал. В жизни люди, занимающие такие посты, находятся в самой гуще современного производства, руководят, постоянно решают множество возникающих проблем — словом, много трудятся. Какими же предстают они перед нами под пером автора? Мы можем только догадываться об их деятельности на рабочих местах, но то и дело видим, как они пытаются отделаться от назойливого молодого специалиста с его предложением, как устраивают на вакантную должность «своего человека», как заискивают перед начальством».
В комнату возвращаются ребята. Лушков быстро проходит к своему столу и молча усаживается. Женька останавливается у окна. Бердников начинает ходить по комнате. Время от времени они обмениваются репликами. Но говорят уже о шахматах.
— Эдматвеич, а ты как насчет того, чтобы по новой методике считать? — неожиданно спрашивает Женька.
Вспомнили наконец-то, что он здесь все же кое-что решает. И побольше их в таких вещах разбирается. Подумаешь, какое важное дело — новая методика…
— Ну, посмотреть надо. Что да как, — степенно отвечает Эдуард Матвеевич. — Так трудно сказать, насколько это нам подойдет. Я видел документацию, когда эту методику еще разрабатывали. Там много минусов.
— Да какие минусы…
— Ну, есть, есть, — Эдуард Матвеевич делает вид, что не хочет вдаваться в подробности, и тут же спрашивает: — А вы про эту методику Владиславу Антоновичу рассказывали?
— Да ну… — машет рукой Женька. — Надо уж прямо к шефу с этим сунуться.
— Зачем сразу к нему? — удивляется Эдуард Матвеевич. — Есть же порядок! Владислав Антонович все-таки зам, надо сначала ему доложить.
— Как будто не знаете, что это бесполезно, — мимоходом раздраженно говорит Женька.
— Ну, это уже дело другое… А порядок есть порядок.
— Вы, Эдуард Матвеевич, все условности уж больно всерьез воспринимаете, — не оглядываясь, говорит Лушков.
«Что? — мысленно переспрашивает Эдуард Матвеевич. — К чему это он вдруг? Какую-то гадость имеет в виду». Порывается ответить: «А вы…» — но не может быстро подобрать что-нибудь достаточно колкое. Пока он думает, Женька и Бердников начинают говорить о другом, и обращаться к Лушкову уже вроде бы некстати.
Разговор постепенно прекращается. Эдуард Матвеевич раскладывает перед собой папки и бумаги, пробует заняться работой, но не может сосредоточиться, потому что еще злится на Лушкова.
Все-таки неприятный этот Лушков тип. Такой вроде бы тихий бывает, — слова от него за весь день не услышишь, — а в общем-то неуживчивый. Поэтому его замом в соседний отдел и не перевели, хотя он дольше других здесь работает. Сам виноват, незачем было всякий раз в бутылку лезть. Теперь, конечно, злится, что все так вышло. Только думать-то раньше надо было. И ведь опять вот недавно с шефом из-за отпуска поцапался. А еще, наверное, удивляется, почему к нему такое отношение.
Скоро Эдуард Матвеевич уже забывает о Лушкове и начинает размышлять о своем письме. Перебирает в памяти, обо всем ли написал, и решает, что надо бы сказать и о нравственном облике героя.
«Уныло и однообразно протекает не только служебная деятельность молодого конструктора Ушикина, но и его личная жизнь. Настоящей любви он не ищет. В связях с женщинами довольно неразборчив. Даже неожиданно для себя оказывается поздним гостем своей сотрудницы, к которой до этого вечера никаких чувств не питал».
Читать дальше