Марина Шиндяпина - Комната с видом на звезды

Мне стало не по себе, и то ли от холодного вечернего воздуха, то ли от страха по телу пробежали мурашки. Лицо Максима было сосредоточенным и хмурым. Как мужчина, он пытался объяснить все логически, не впадая в суеверный ужас, который сковал меня. Заметив, что от холода я обхватила плечи руками, он с усталым видом покачал головой. На его лице мгновенно появилось выражение, говорившее, что таким беспомощным людям как я абсолютно не стоит соваться в подобные мероприятия. Все это он выразил одним взглядом и, быстро стянув ветровку, накинул мне на плечи. Я с удовольствием нырнула в нее и застегнула все пуговицы. От воротника, прилегавшего сейчас к моему лицу, явственно ощущался легкий приятный запах Максима, и мысленно я вновь была рада, что сейчас он со мной.

— Это охранник, — услышала я шепот Давыдова. Он уже выглянул из-за нашего укрытия и установил, что на одной из скамеек, в позе отдыхающего богача на пляже, расположился университетский сторож. Тут же страх освободил меня. Стало ясно, что охранник просто выпил и лепечет Бог знает что. Но вопрос, как пробраться в подсобку, оставался открытым.

— Пошли, — коротко сказал Максим и направился к охраннику. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

— Анатолий Степанович! — позвал Давыдов, и охранник встретил нас отсутствующим взглядом. — Вы чего здесь?

— А вы чего? — он приподнялся и стал тереть глаза. — Я охраняю!..

От нашего сторожа недвусмысленно пахло алкоголем. Его руки сжались от холода, которого он не ощущал. Видимо, Анатолий Степанович просидел здесь уже долгое время.

— Вам же холодно, еще уснете и замерзнете, — продолжал Максим и присел рядом с охранником. — Пойдемте, я вас в корпус отведу.

— В корпус? — протянул Анатолий Степанович, и его стеклянные глаза посмотрели на меня. — В корпус можно.

— Правильно, идемте, — согласился Давыдов, встал и принялся поднимать охранника, не давая ему времени на размышления. Максим был высоким и сильным, и, хоть Анатолий Степанович вполне мог идти сам, Давыдов все же ненавязчиво поторапливал его. Я тащилась рядом, тонула в большой ветровке друга, достающей мне до середины бедра и, похоже, была причиной едва уловимой улыбки Максима.

Вскоре мы оказались в здании института. На первом этаже у охранника была своя маленькая комнатушка, так называемый кабинет. Зайдя внутрь, я нащупала в стене справа выключатель и нажала его. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, отбросившая грязный свет на стены комнаты. Я увидела стоящий под самым окном старый диванчик. На нем была лишь подушка и толстый потрёпанный плед, сиротливо скорчившийся на краю. Из этого напрашивался вывод, что охранник предпочитает не стелить постель. Также в углу комнатки стоял маленький холодильник, рядом стол, на нем заляпанный электрический чайник и такая же неопрятная микроволновка с жирными отпечатками пальцев. Напротив дивана доживал свой век крохотный телевизор, поставленный на хлипкую табуретку. Вдоль четвертой стены тянулся ряд тумбочек и шкафчиков, явно списанных и великодушно отданных в пользование охраннику. Там же, но выше, была прибита дощечка с крючками, служившая охраннику вешалкой. Сейчас на ней, точно сброшенные шкуры, висели две легкие потрепанные спецовки.

— Давайте-ка ложитесь, — руководил процессом Максим, подведя Анатолия Степановича к дивану. Мой друг делал все быстро и без лишней суеты. Я решила немного помочь ему. Накидывая на распластавшегося охранника плед, я вдруг почувствовала безумно жалость к этому человеку. Он сам загубил свою жизнь и заканчивал ее здесь, в тесной грязной комнате, лишенной уюта и человеческого тепла. Как и Освальд Павлович, он был одиноким стариком, до которого почти никому нет дела.

— Спасибо, ребятки, спасибо, — бормотал охранник. — Но больше туда не ходите.

— В подсобку? — спросила я. Максим посмотрел на меня взглядом, означающим, что расспрашивать охранника сейчас не лучшее время. Хотя, на мой взгляд, все было как раз наоборот.