Николай Чергинец - А он не вернулся из боя

— Все мы грешны, дочь моя. Но вы ничего не сделали, чтобы кому-то стало плохо. Остается одно — молиться!

Вдруг он протянул руки:

— Дайте мне ваши ладони.

Они исполнили его просьбу, и все втроем застыли на какое-то время. Губы священника шевелились, он читал какую-то молитву, затем отпустил их руки и перекрестился. Они сделали то же самое. Священник неотрывно смотрел на них несколько секунд и вдруг произнес:

— Верьте мне, дорогие, ваш сын и муж жив. Ему сейчас плохо. Но не ждите, что он скоро придет к вам. Через много лет он совершенно неожиданно предстанет перед вами, а посодействует этому, — он посмотрел в глаза Татьяне, — ваша дочь. Как ее зовут?

— Настя, Настенька.

— Она, его кровиночка. Ваша мольба и ее зов объединятся, и это поможет ему быть с вами.

Он еще раз перекрестил их, и Анна Степановна с Татьяной вышли из храма потрясенные. Они никогда не слышали подобных слов, произнесенных священником с такой уверенностью. Женщины повернулись ко входу в церковь, перекрестились, а затем, взявшись за руки, медленно стали удаляться. Шли молча и, только когда отошли от храма на большое расстояние, Анна Степановна тихо сказала:

— Святой человек этот батюшка.

Таня подтвердила:

— Мне кажется, что, когда он держал наши руки в своих руках, он разговаривал с Богом и получил от него какой-то знак.

Водитель понял, что пассажир-инвалид просит завезти его в гостиницу подешевле. При въезде в город таксист свернул направо и, проехав километров пять по узкой дороге, вдоль которой стояли глиняные одноэтажные домики, остановился у небольшого двухэтажного здания. На нем красовалась написанная рукой вывеска «Отель». Бровиков спросил:

— Сколько с меня? — и потер большим пальцем об указательный. Этот знак во всем мире означает: «Сколько денег я должен?»

Таксист показал указательный палец и сказал:

— Один фунт.

— Дешево, — произнес Андрей, протянул купюру и по-французски добавил: — Мерси!

Он вышел из машины, зашел в открытые ворота и направился ко входу. В небольшом полутемном холле за стойкой никого не было. Подошел к стулу у журнального столика и присел. Даже непродолжительная прогулка с протезом вызывала у него сильнейшую боль в ноге, ведь рана оставалась еще открытой. Андрей подумал, что надо обязательно купить бинт, вату, марганцовку для перевязок. Мелькнула еще одна мысль: «А сколько стоит настоящий протез? Наверное, все мои деньги придется отдать. Спасибо англичанину, что дал их, а то в первые же дни загнулся бы».

В холл вошел араб. Увидев лицо гостя, он еле сдержал отвращение, но, взяв себя в руки, спросил по-арабски:

— Вам поселиться?

Вопрос был ясен, и Андрей кивнул головой.

— Паспорт?

Бровиков протянул паспорт, даже не зная, что его гражданство обозначено как пакистанец. Хозяин подозрительно посмотрел на посетителя. Но Андрей, показав ему протез, пояснил:

— Афганистан!

Хозяин отеля улыбнулся с облегчением, но явно подумал о госте что-то плохое. Он выглянул за дверь, расположенную за его спиной, и кого-то позвал. В холл вошел средних лет мужчина и спросил:

— Франсе, инглиш?

— Чуть-чуть английский и русский, — ответил Андрей.

Второму арабу явно не нравилось лицо гостя, он покосился на его простой деревянный протез. Но, похоже, гостиница была пуста, и это заставляло бороться за каждого клиента. Переговорив о чем-то с хозяином, второй араб ушел, и тут в холле появился третий мужчина, который на плохом русском языке обратился к Андрею:

— Русский раньше я хорошо знал, когда работал на строительстве Асуанской плотины. Много лет прошло, а в нашем отеле русский заселяется впервые. А почему у вас пакистанский паспорт?

— Дело в том, что я был в плену в Пакистане, куда меня раненного привезли душманы. И, чтобы выбраться из рук бандитов, мне пришлось получить пакистанский паспорт. А в Египет я прибыл как беженец.

— Дорогой, тогда вам надо обратиться в советское посольство в Каире.

Бровиков помрачнел, но потом собрался с силами и сказал:

— А посмотри на меня? Кому я нужен с такими увечьями? На Родине мои родные и близкие считают, что я погиб. Вот я и решил, что пусть так и будет. Вот только не знаю, найду ли я себе работу в Африке.

Араба, представившегося Гамалем, явно охватило чувство жалости к этому несчастному человеку. Он предложил:

— Ну что, будете заселяться?

— А сколько будет стоить номер?

Гамаль перебросился несколькими фразами с хозяином, как выяснилось позже, своим отцом, а затем ответил, перейдя на «ты»: