Николай Чергинец - А он не вернулся из боя

Бровиков понял, что его маршрут определен. В мешке осталось полтора коробка спичек, немного соли, перевязочные средства, йод, нож, котелок и патроны. Сунул пистолет за пояс, автомат с запасным магазином туда же. Мешок на лямках устроил за спиной, но тут увидел на земле брошенную шкуру змеи. Положил ее в вещмешок, ружье взял в правую руку и, не чувствуя голода и жажды, двинулся к реке.

Старался идти как можно быстрее и, когда солнце достигло зенита, сделал первый привал. Прилег прямо на землю в теньке и чуть не уснул. Но заставил себя встать и продолжил движение. Реку он почувствовал раньше, чем увидел. Вот она — горная, чистая, с холодной водой. Андрей заставил себя не спешить, чтобы не поскользнуться и не упасть. Осторожно спустился с кручи к воде, зачерпнул котелком воду и, не отрываясь, выпил больше половины. От холодной воды застыли зубы, но он опять припал к котелку.

Присел на камень прямо у реки и долго сидел без движения. Тут он почувствовал голод. Бессонная тревожная ночь, длительный переход, и это с одной ногой, давали о себе знать. Рана в протезе сильно болела. Он решил осмотреть больное место. Набрал в котелок воды, достал из вещмешка бинт, йод, чистую мягкую тряпочку. Снял протез, освободил рану. Хоть она и зажила, но в таком тяжелом походе здорово натерлась. Смочил из котелка снятую фланель отделку, которой ранее была обмотана культя. Подождал, пока она высохнет, замотал на культю новую и надел протез. Йод и бинт не понадобились. Их, а также простиранную старую тряпочку положил назад в вещмешок. Сполоснул и сунул туда же котелок, не забыл и шкуру змеи. Затем с трудом поднялся на кручу и зашагал вниз по течению.

Сейчас он еще сильнее почувствовал, что сильно хочет есть. Но, увы, кроме чая и немного соли, ничего не было. Андрей держал ружье наготове. Появись сейчас хоть слон, он бы уложил его без промедления и постарался бы съесть целиком.

Приближалась ночь. Выбрав более-менее удобное место для ночлега — между двух валунов — и наломав ветвей с листвой, устроил себе лежак: положил на камни несколько жердин, сверху — сучья с листвой. Получилась своеобразная берлога. Влез внутрь, положил автомат, а ружье стволами устроил под наклоном к валуну. Стемнело, костер разводить не стал. Холода нет, да и сил тоже. Он уже не чувствовал опасности, как это было прошлой ночью. Судя по карте, недалеко саванна. Утром он, конечно, что-нибудь подстрелит и наестся до отвала. А пока — спать, спать, спать…

Почти всю ночь спал как убитый. А под утро случилось страшное. Андрей почувствовал что-то неладное. Еще не открыв глаза, правой рукой нащупал ружье. В этот момент послышался дикий рык и на голову обрушился мощный удар. Он успел нажать на курок, грохнул выстрел. Но Бровиков его уже не слышал. Он лежал между двух валунов, жерди, которые служили крышей, были разбросаны…

Действительно, народ бывшего Советского Союза испытывал небывалые потрясения. В южных республиках периодически случались волнения. В России как грибы появлялись олигархи, а уровень жизни людей стремительно падал. Шла ожесточенная борьба за места в окружении Бориса Ельцина. В Беларуси тоже политическая обстановка была напряженной, но надо отдать должное молодому, энергичному Лукашенко, который сумел создать государственный аппарат, было покончено с организованной преступностью, и люди спокойно чувствовали себя на улицах. Определенную поддержку почувствовали и воины-интернационалисты.

В начале августа в Минске произошло важное для многих событие — был открыт памятник погибшим воинам-интернационалистам. На открытие были приглашены более десятка тысяч человек, разрезали ленточку на открытии Президент Республики Беларусь А. Г. Лукашенко, бывший Министр обороны СССР Соколов, Председатель общества бывших воинов-интернационалистов, Герой Советского Союза Руслан Аушев, Госсекретарь России Борис Березовский. Это было по-настоящему событие. Родители погибших ребят могли видеть в небольшой каплице, на ее стенах фамилии своих сыновей, под каждой из которых, стояла маленькая лампадка с горящей свечой.

С разными чувствами смотрели на имена своих сыновей Вера Федоровна с Анной Степановной. Коблик поминала Николая, что-то шептала, а Бровиковы, видя в списках погибших фамилию и имя Андрея, словно хотели сказать: «Андрюша, мы не верим, что тебя нет. Мы ждем, когда ты отзовешься!»