Ёру Сумино - Хочу съесть твою поджелудочную

— Забери себе. Это Сакуры. Ей будет приятно, если ты его возьмёшь.

— Большое… спасибо… — искренне поблагодарил я, промокнул платком глаза, нос и рот и спрятал его в карман.

Я снова сел на татами как положено, с прямой спиной. Как и у матери Сакуры, у меня теперь тоже покраснели глаза.

— Простите… что не сдержался…

Она тут же замотала головой:

— Всё хорошо. Дети, бывает, плачут. И с ней такое часто случалось. Плакса с самого детства! Но с того дня, как она повстречала тебя — это записано в дневнике — и вы начали проводить время вместе, она плакать перестала. Не совсем, конечно. Так что спасибо тебе. Ты подарил ей столько прекрасных мгновений.

Я, сдерживая вновь подступающие слёзы, покачал головой:

— Это она подарила их мне.

— Честно говоря, мы бы хотели как-нибудь пообедать с тобой вместе. Она ничего о тебе не рассказывала.

Видя её опечаленное лицо, я вновь содрогнулся.

Признав, что так и буду дрожать, я пересказал матери Сакуры некоторые свои воспоминания о её дочери. О том, чего не было в дневнике, — но, разумеется, умолчав о «Правде или действии» или о том, что мы спали в одной постели. Она слушала меня, время от времени кивая.

Пока я говорил, моё настроение понемногу поднималось. Драгоценные для меня радость и печаль оставались прежними, но мне казалось, что с них словно спадает лишняя шелуха.

И, по-моему, мать Сакуры выслушала эти воспоминания, чтобы мне помочь.

Под конец я попросил:

— Могу я как-нибудь прийти и помолиться ещё раз?

— Да, безусловно. Я обязательно познакомлю тебя с моими мужем и сыном. И ещё приглашу Кёко… правда, вы с ней, похоже, не очень ладите.

Она хихикнула точь-в-точь как Сакура.

— Всё верно. У неё достаточно причин меня ненавидеть.

— Когда-нибудь — если получится, ни в коем случае не заставляю — нам надо пообедать всем вместе: мы, ты и Кёко. Не только в знак благодарности. Вы оба были дороги Сакуре, и, если сумеете помириться, я тоже буду рада.

— Это больше зависит от неё, но буду иметь в виду.

Мы обменялись ещё несколькими словами, я пообещал как-нибудь зайти снова и поднялся на ноги. По настоянию матери Сакуры, «Книгу жизни с болезнью» я забрал с собой. От десяти тысяч иен, переданных моей мамой, она отказалась.

Мать Сакуры проводила меня до самой двери. Обувшись, я вновь её поблагодарил, а, когда дотронулся до ручки двери, остановился, потому что за спиной раздалось:

— Кстати, а как твоё имя?

Услышав этот простодушный вопрос, я обернулся и ответил:

— Харуки. Меня зовут Харуки Сига.

— Надо же! Как писателя?

Я удивился, а затем почувствовал, как губы растягиваются в улыбке.

— Да. Хотя и не знаю, которого вы имеете в виду.

Ещё раз поблагодарив и попрощавшись, я вышел из дома семьи Ямаути.

Дождь перестал.

Когда я пришёл домой, мама уже вернулась. Едва меня увидев, она сказала: «Ты молодец». Когда за ужином я увиделся с отцом, он похлопал меня по спине. Нельзя всё-таки относиться к родителям свысока.

После ужина, закрывшись в своей комнате, я перечитывал «Книгу жизни с болезнью» и размышлял. Трижды расплакавшись по ходу дела.

Я думал о том, что мне следует делать дальше. Что я могу сделать для неё, для её семьи и для себя.

Что я могу, получив во владение «Книгу жизни с болезнью».

В результате после девяти вечера я принял решение и приступил к его исполнению.

Вытащил лежавший в ящике стола отпечатанный лист бумаги и взял в руку мобильный телефон.

Глядя на бумагу, набрал номер, который не собирался набирать никогда в жизни.

Ночью мне приснилось, как я разговариваю с Сакурой, и я снова заплакал.

До кафе, где мы условились встретиться, я добрался после полудня.

Я пришёл немного раньше назначенного времени, и моя визави ещё не появилась. Заказал айс-кофе и сел на свободное место возле окна.

Дорогу сюда я нашёл сразу. По совпадению, здесь же мы собирались встретиться с Сакурой в тот день, когда она умерла.

«Хотя какое это совпадение?» — мысленно поправился я, потягивая кофе. Должно быть, они часто сюда ходили.

Как и в тот день, я смотрел на улицу. Как и в тот день, мимо сновали люди, и у каждого была своя жизнь.

В отличие от того дня, та, кому я назначил встречу, пришла точно вовремя. Вот и хорошо. Уже легче. Вне связи с перенесённой тогда травмой, я опасался, что меня кинут.

Кёко, с красными от слёз глазами, молча села напротив и смерила меня быстрым взглядом.

— Ну, вот она я… Чего тебе?

Отступать было некуда. Я отчаянными усилиями унял трепещущее сердце, ответил на её взгляд своим и попытался заговорить.