Наталия Миронина - Босиком по краю моря [litres]

Смеясь, они вышли из кабинета Алены.

– Ребята! Женю вы уже знаете, а сейчас ей надо помочь устроиться на рабочем месте. Антон, Саша, давайте унесем наконец эти коробки наверх. А ты, Жень, устраивайся. Здесь может быть прохладно зимой, но в общем-то удобно.

Пчелинцева поймала ревнивые взгляды девушек, которые сидели в комнате.

Когда наконец была убрана последняя коробка, Женя протерла влажной салфеткой стол, заглянула во все ящики, выбросила оттуда завалявшиеся канцелярские мелочи и стала раскладывать свои вещи. Еще через два часа ей поставили монитор, подсоединили компьютер к общей сети. Пчелинцева включила его и первым делом написала два письма.

Первое предназначалось Королькову. В нем Женя коротко описала свое жилье, поездку в Ореховое и обустройство на новом месте. В заключение она написала: «Я ни минуты не жалею, что решилась на этот шаг. Как бы ни пугала неизвестность и каким бы сложным ни оказалось предстоящее дело – все обернется во благо. Следующий шаг ты уже сделаешь более сильным и опытным». Пчелинцева пафос не любила, но Королькову захотелось написать именно так. Тем самым Женя хотела подчеркнуть, что она готова обсуждать с ним любые вопросы, связанные с карьерой и делами, разрыв может касаться их любовных отношений, но друзьями они продолжают оставаться.

На это письмо ответ она получила молниеносно. «Иногда карьерный энтузиазм граничит с глупостью. Но я тебе свои мозги не вставлю», – было в нем написано. Впрочем, ниже была строка: «Если что-то понадобится – объявись, не валяй дуру!» Подписи не было.

Пчелинцева улыбнулась – Корольков не был злопамятным и, похоже, умел дружить.

Второе письмо она написала Суржикову. Собственно, ничего особенно нового сообщить она не могла. Но почему-то Жене захотелось подробно описать все, что происходило последние два дня. И еще хотелось, чтобы Вадим Леонидович прочувствовал ту балтийскую атмосферу, которая здесь царила. Женя понимала, что никто ее не поймет так, как бывший преподаватель. (Родители в ответ на ее первое подробное письмо из Дивноморска прислали четыре страницы предостережений и опасений, что морской климат коварен). Поэтому письмо Суржикову она начала издалека, подробно описав все, включая пеший путь от остановки до «усадьбы». Пока она писала, вдруг подумала, что отсюда, из Дивноморска, люди, оставшиеся в Москве, вдруг стали видеться «плоскими», как бы одномерными. Из всего многообразия черт остались либо только достоинства, либо одни недостатки. Так, Суржиков вдруг показался исключительно положительным и даже милым. Поэтому и письмо было таким подробным, тщательным, почти родственным. Ему в заключение она написала: «А вообще-то я вас жду здесь. Вы места эти знаете прекрасно, покажете мне их, расскажете о них. Вы были правы, Дивноморск – дивный город. И я очень хотела бы, чтобы вы приехали сюда хоть на несколько дней!»

Когда письмо уже ушло, Женя в расстройстве прикусила губу. «Я переборщила, – подумала она, – уж больно личное письмо получилось». Но было уже поздно.

В первый рабочий день время пролетело быстро – коллеги оживились при появлении нового человека, сыпались шутки, все обменивались воспоминаниями, как впервые сюда попали. Потом Жене рассказывали, как обстоят дела с обедами, во сколько идет самый свободный автобус, где можно погулять, если выдалась свободная минута.

– Таких минут нет, как вы понимаете, – уточнила Алена Кудрявцева, смеясь, – но стараемся их выкраивать. А еще отсюда можно съездить на море. Всего две остановки. Длинные, правда, но довезут прямо до поселка, до дюн. Там пройти метров десять – и на берегу.

– Ох, как здорово! – обрадовалась Женя. – Я после работы соберусь.

– Вы же пока в городе живете? Вы еще не перебрались сюда? – спросила Кудрявцева.

– Нет, я думаю, может, и остаться в городе? Если это не будет проблемно для организации?

– Бояров приедет, с ним лучше обсудить. Но так бывает, что надо задержаться. А автобусы ночью не ходят.

– Вроде обещали, «шаттл» будет ходить. От нас и до Центрального вокзала. Было бы удобно, – присоединился к беседе Павлов.

– Да, обещали. Народу вон сколько работает. После окончания рабочего дня на остановке темно от людей будет, – хмыкнула Инна Логинова.

Пчелинцева залюбовалась ее рыжими волосами. Инна вообще была эффектной – яркой, зеленоглазой, с ямочками на щеке. «Она симпатичнее, чем эта самая Новикова, которая из-за романа уволилась!» – подумала Женя.