Лара Галль - Буквенный угар

Когда я нежилась в хрупком выздоровлении от своей любви запретной — примерно месяца полтора оно длится, — мы стали разговаривать с Вами.

И на меня вдруг снизошла банальная мысль: на свете есть очень достойные мужчины, и мне не нужно думать, что та моя любовь — это рок какой-то несчастный.

Это причудливое пересечение траекторий судеб, но оно не исключительное. Таких пересечений может быть много. Много разных любовей…

В той жуткой ломке я сохранила себя кое-как.

Сохранила близких от ран, и боли, и смятения.

Что осталось мне?

Все та же я.

Я есть у себя.

И рассказы. Самый первый — наивный и нервный — назывался „Чужой“. Они зажили своей жизнью — есть сеть, есть ниточки в новое, к новым людям, даже иногда случаются большие радости, как Вы.

Ну вот.

Повестнула Вам о себе.

Лика» .

Она влюбилась смертельно остро, неожиданно для себя, но если бы кто-нибудь из знакомых об этом узнал, вряд ли удивился бы.

Люди, знавшие их обоих, мысленно сопоставив ее с ним, немедленно чувствовали сходство и парность.

Ничего не менял тот факт, что оба уже принадлежали разным семейным пьесам намертво.

Ни он, ни она не мыслили разрыва сюжетной линии жизни, чтобы потом тачать лоскутное одеяло вторичного счастья вдвоем.

Надо было жить с этой раной в голове и стоном в горле.

Ей было бы легче, знай она, что он чувствует то же.

О да, он давал ей понять, что видит ее и выделяет из всех, что даже любит. Но это было неуловимо-двойственно, полудружески, словно она была пикантной мелочью в его энергичной жизни.

Она, конечно, могла без него жить.

Но совсем без него.

Так, чтобы не видеть и не знать его.

Внушить себе, что придумала его, приснила себе.

Переболеть и выздороветь, чтобы не текла кровь из головы.

Первые месяцы они просто дружили.

Она ходила по краю легко, как слепая. Он был для нее жителем Олимпа, которому внимала и восхищалась.

Чтила его возвышенно и отстраненно — апологетка и идиотка в одном лице.

И оказалась не готова к тому, что он так волнующе красив и так бесспорно мужественен.

Хотя, нет, это ни при чем — полюбила бы его, будь он толст, лыс и безобразен.

Приговорена была к этой любви, и приговор был приведен в исполнение…

Теперь этот абрис шероховатой щеки в полупрофиль ранил взгляд.

И голос его был как шероховатая небритая щека…

Всегда хотелось легонько провести пальцем по этой шершавой поверхности.

И при мысли об этом в голове перестукивались строки Сапфо: «Богам равным кажется мне по счастью человек, который сидит к тебе близко-близко и, обращенный к себе, твой слушает голос».

Странную бесчувственность, почти стерильность ощущала она при случайном физическом касании. Любовь к нему никак не соприкасалась с желанием обладать. Словно она еще мала и ничего не знает о взаимодействии полов, а только испытывает необъяснимое притяжение…

Спасалась от этой любви по старому бесполезному рецепту: с глаз долой — из сердца вон. Но видеться приходилось все равно — общий социум, куда от него.

Он был подчеркнуто внимателен к жене, она влюбленно смотрела на мужа.

Она шифровала свои действия, но без всякой жалости к себе не расшифровывала его взгляды, слова, жесты, и все эти хлопоты были бесполезны, любовь терзала ее, подстерегая и заставая врасплох.

Сколько сил уходило на то, чтобы перемолвиться парой дежурных фраз по телефону, ничем себя не выдав, преодолевая жгут чувств, захлестнутый вокруг горла, никто не знает.

«Господи, если у него все так же — то это почти счастье! Нет, нет, конечно, у него не так. Ему по силам и по нраву сдержанность, и он живет тысячью других дел и лиц».

— Почему всегда только банальность и пошлость? — однажды спросил он, тоскуя по другим измерениям отношений.

Почему, почему — потому. Искушение, испытание, все — борьба, все — победа.

Грустно, когда твою тоску по родной душе называют искушением.

Грустно, что всех нас раздали кому-то в пожизненное пользование и не вплести в этот сюжет другую женщину, другого мужчину, не порвав основную канву.

Это нельзя начинать. Нельзя развивать.

Потому что будет больно другим.

Потому что никто не поймет.

Потому что пошлость и банальность только и выжидают момента.

Момент — вот ее ключевое слово.

Ей хотелось острого счастья момента.

Просто идти с ним рядом, не видя вокруг ничего и никого.