Лара Галль - Буквенный угар

А признаки его утомленности общением со мной почудились в его словах: «Наша переписка долго не продлится — поле слишком сильное» .

И как дурацки я все истолковала! И дрожащими от гордости пальцами наклацала такой бред:

«…Игорь, и Вам спасибо!

Было очень приятно разговаривать.

И немного жаль расставаться: „Расставанье — маленькая смерть“.

То, что я могла бы рассказать о себе, не сильно отличается от того, что написано в рассказах, так что жалеть не о чем.

Мне будет приятно раскланиваться с Вами время от времени на форумах.

Значит, считаете, что лицом Вы похожи на Аль Пачино?

Больше всего люблю его в „Запахе женщины“ и еще в одном фильме, старом-старом, где он молодой совсем (естественно!) играет автогонщика, влюбляющегося в одну смертельно больную сумасбродную женщину и остающегося с ней до ее скорой смерти. И взрослеет рядом с ней непоправимо…

Мне ужасно жаль, что Вы не хотите более разговаривать со мной.

Но я понимаю — почему. Или мне кажется, что понимаю. Да не важно.

Пусть Ваш экзистенциальный кризис счастливо завершится.

Лика.

P. S.

Да, молиться мне было проще всего, когда я была страшно зла на Бога и просто начинала с Ним ругаться. Было за что. Он не очень-то со мной церемонился… Так вот, накричавшись в небеса, потом слышала ответы, невозмутимые и понятные.

Иногда не сразу.

Но ощущение услышанности было всегда, в таких вот случаях ругни.

Просто покажите Ему список качеств Женщины Вашей Мечты.

Может быть, Бог рассмеется».

Он не замедлил с ответом.

Журил меня за то, что я все не так поняла. Он сам боится наскучить.

А вовсе не устал от нашего стремительного узнавания и духовного соприкосновения. Просто не хочет быть назойливым. Не хочет влезать в «счастливую семейную жизнь».

«Я всегда рад Вашим письмам. Я жду их. Я думаю о них, о Вас».

«…Я понимаю Вас, Игорь.

Зеркально отобразилось во мне желание не наскучить и сбежать, не дождавшись первых знаков вежливой холодности.

„Счастливая семейная жизнь“, говорите?

Она в нашей семье есть у мужа моего замечательного и у всех детей.

А я просто на это кладу себя всю.

Я не любила его, когда выходила замуж, просто воспользовалась его предложением, как убежищем. Мне было все равно — замуж или повеситься (по крайней мере, так казалось тогда).

Он знал это, все было озвучено мной.

Он сделал тогда и делает сейчас все для того, чтобы я не ранилась о жизнь.

И если бы любовь можно было заслужить — он бы ее заслужил.

Я отношусь к нему со всей возможной любовью, нежностью, никогда не изменяла ему и, думаю, не изменю.

Он страшно меня любит, гордится тем, что я принадлежу ему, гордится всем, что есть во мне. Говорит, что я заполнила ту часть его, которая была пуста и вопила о заполнении.

И только одно во всей этой идиллии мучительно: я остро несчастна во всем этом счастье, и мне легче, когда он в отъезде…

Три с половиной года назад со мной случилось несчастье — меня полюбили, и я полюбила.

У него тоже семья. Мы не встречались наедине, нет.

Даже слова признания были произнесены в толпе (хотя двое в толпе — тоже уединение, да?).

У нас с ним были одинаковые нравственные планки.

Не знаю, для чего это было послано. Не знаю.

Ведь ясно же было заранее, что мы исключим все тактильные контакты из отношений — об этом речи вообще не могло быть, — это было табу, прелюбодеяние, или что там еще…

И не потому, что это некий абстрактный грех — нет. Просто потому, что от этого будет больно многим.

Ну вот.

Когда стало невмоготу, я сделала все, чтобы уехать из того города сюда, в Питер.

Сейчас я соскочила с этой ломки.

А может, столько боли накопилось, что душа впала в кому, а очнувшись, стала немного другой.

Я лелею в себе эту хрупкую не-любовь и не-боль и молю, чтобы та пытка не возвращалась.

От этого методичного убивания любви я и начала писать.

Сублимация. Фрейд бы возрадовался.

Я все время чувствовала свою двоякую преступность: за то, что люблю чужого мужчину (пусть платонически, но люблю и вызываю любовь!), и за то, что убиваю любовь к нему.

Такая вот амбивалентность.

Видите, какой у меня иммунитет выработался?

Так что вряд ли Вы смутите мое душевное спокойствие, которого нет, но которое где-то рядом…

У меня всегда получалось дружить с мужчинами. Именно дружить.

Всегда, конечно, была в отношениях стадия гендерной пристрелки, но полом обладают все женщины, а остроумием и мозгами — нет. И умницы мужчины очень быстро начинали ценить во мне то, чего нет в других тетках.