Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

— А теперь, парень, принеси кнут. Он там, в шорной.

Миша хотел выполнить поручение быстро, но, к удивлению, заметил, что ноги ему не повинуются: они точно налились свинцом и не хотят сгибаться. Не только ноги, но и руки, и спина — все вдруг невообразимо жутко заныло. Можно подумать, что старый кавалерист заставлял его прыгать не в седло, а через высокий костер. Но Миша превозмог ломоту и сделал шаг, потом другой. Поглядел на конюха. Тот хитро улыбался. «Ну, нет, — решил про себя Романов. — Я сейчас пойду нормально». И пошел…

Когда принес длинный ременный кнут, конюх, как цирковой дрессировщик, ловко взмахнул им, раздался громкий щелчок, похожий на выстрел.

— В седло, арш! — скомандовал Сергей Иванович. И, как только Миша оказался на спине у Колумба, нравоучительно объяснил — Бери повод. За правый потянешь, конь пойдет вправо, за левый — влево, за оба конца дернешь, встанет. Опустишь — пойдет прямо. Понял?

— Ага!

— Тогда с богом!

Миша наклонился к гриве, ласково хлопнул по крутой шее коня и попросил, как человека:

— Поехали, Колумб.

Конь вскинул морду, покосился на хозяина и сделал первые, не очень уверенные шаги. Казалось, он ждал команды остановиться, но ему никто не приказывал, и он все увереннее набирал шаг. Миша сидел так, точно его огромным шурупом привинтили к седлу.

— Спокойнее, внучек, — поучал его Конев. — Не напрягайся. Конь чует и думает, что ты боишься.

Миша попробовал расслабиться, но через несколько шагов вновь каменел. Происходило это помимо его воли. Сначала он думал: вот бы посмотрели его друзья, какой герой Романов Михаил, но потом забыл о свеем тщеславном желании и думал лишь о том, как бы не сползти и не вывалиться из седла.

Конь вроде шел прямо, а при каждом шаге Миша кренился то влево, то вправо. Будто ехал он не по ровной земле, а по сплошной осенней борозде. Сделав три ездки вдоль загона, Миша почувствовал страшную усталость во всем теле. Особенно ныла спина, а ноги — вот-вот, казалось, сведет судорога. Только бы не свалиться, не опозориться, думал мальчик, смахивая пот с лица.

Нет, Сергей Иванович не смотрит в его сторону. Он подошел к загону и что-то говорит своему помощнику. Но как только Колумб поравнялся с ним, Сергей Иванович взял его под уздцы и сказал седоку:

— Слезай. На сегодня будя. Посиди пока в холодке. Завтра, живой останешься, приходи.

Потом неторопко, по-прежнему легко бросил свое тело в седло и, взмахнув кнутом над головой заржавшего Колумба, помчался из ворот в степь. Миша восхищенно следил за всадником до тех пор, пока он не скрылся за бугром.

— Вот чертяка старый, — то ли насмешливо, то ли с завистью сказал за спиной Миши мужчина. — Седьмой десяток, а скачет, чисто парубок.

Миша посмотрел на говорившего. Лицо его, поросшее рыжей щетиной, пожалуй, выражало насмешку, а где-то в уголках выцветших глаз притаилось выжидание.

Мужчина перелез через жердь, присел на ветлу возле Миши и положил огромные мозолистые ладони на колени. Пристально посмотрел на мальчика и спросил:

— Романова Зиновия сынок, значица?

— Да, — ответил Миша.

— Давненько я не видел Афинсгеныча. Считай, десяток годков. А когда-то вместе к девчатам бегали, — думая о чем-то своем, говорил мужчина. — Теперь дорожки наши разминулись. Он, видишь, в гору пошел, а я с горки качусь. Ну да ничего, может, еще все возвернется на круги своя. Так, что ли, в писании сказано? — вдруг повеселевшим голосом спросил собеседник.

— Не знаю. Я не читал писание.

— А зря, — не сказал, а рыкнул мужчина. — Эта книжка сто очков наперед даст любой вашей грамматике. А вон и чертяка скачет. — Вставая, мужчина попросил — Отцу скажи, мол, Иван Фокич Захаров зла, мол, не помнит, поклон шлет и в гости приглашает.

— Ну, все сидишь? — крикнул Сергей Иванович от ворот. На его загорелом лице блуждала добрая улыбка. — Отдыхаешь? — интересовался он, останавливая разгоряченного быстрой ездой Колумба. — Или эту контру слухаешь? — посуровел вдруг конюх, глядя в упор жесткими глазами на рыжебородого.

— Ну ты, — снова не сказал, а по-звериному рыкнул мужчина. — Поукороти язык, а то, неровен час…

— Что, кадетская твоя душа? — гордо выпрямился Сергей Иванович. — Договаривай…

Рыжебородый зло сплюнул, перелез в загон, взял ведро и направился к яслям.

— Ты его не слухай, — сказал Сергей Иванович, присаживаясь возле Миши. — Он — натуральная контра… Сперва в кадетах супротив нас воевал, а после в кулаках верховодил. В тридцать первом году мы его за поджог амбара раскулачили и в Сибирь сослали. Он там десять лет, копейка в копейку, тайгу пилил. Только возвернулся. Документы в порядке. По Конституции обязаны ему предоставить работу. Вот и прислали ко мне на перековку. Пустое это дело, Миша. Легче меч на орало перековать, чем из Фокича нашего человека сделать… Работает вроде не хуже других, но я тебе скажу, паря, сколько волка ни корми, а он все в лес смотрит. Только одного, дурачок, не разумеет, что Советская власть — это штука вечная… И ты на нее держи равнение, а этих недобитых контриков не слухам.