В кафе «Централь» одновременно находишься в здании и на улице, причем и то и другое — иллюзия: из высоких окон купола, венчающего зимний сад, льется дневной свет — забываешь, что сверху стекло, что здесь никогда не идет дождь. Выдающаяся венская культура разоблачила растущую абстрактность и нереальность жизни, все сильнее подчинявшейся механизмам массовой информации и превращавшейся в театральное представление самой себя. Альтенберг,
Музиль и их великие современники прекрасно понимали, насколько трудно отличить существование, в том числе собственное, от его изображения, воспроизведенного и размноженного в бесчисленном количестве экземпляров; насколько трудно отличить ложную новость о банкротстве банка от спровоцированного ею настоящего банкротства, поскольку испуганные клиенты побежали забирать свои вклады; отличить историю Майерлинга от клише, превращающего ее в зрелище. Сегодня на всеобщее обозрение выставляют тех, кто протестует против выставления жизни на всеобщее обозрение, не теша себя надеждой, что их этот процесс не затронет; правдоподобный манекен Альтенберга возводит притворство в квадрат, Вена — то место, где разворачивается представление представления нашего существования.
Впрочем, бродяги, маравшие бумагу за этими столиками, с иронией, не питая тщетных надежд, отстаивали последний оплот несгибаемой индивидуальности, обломки былого очарования — то неповторимое, что даже при серийном производстве невозможно полностью сгладить. Они не утверждали, что скрытой или недоступной истины не существует, а главное — не объявляли с радостью о ее гибели вслед за многословными теоретиками, рассуждающими о малозначительности всего и вся. В Вене современная действительность, совпадающая с ее собственным представлением (Альтман гениально показал этот механизм в фильме «Нэшвилл»), накладывается на барочное восприятие мира как театра, в котором каждый, сам того не подозревая, играет имеющую всеобщее значение роль. Впрочем, наш ненавязчивый и неподвижный сосед советует не относиться к жизни слишком серьезно, помнить, что все происходит отчасти и не только отчасти случайно, что все могло сложиться совсем иначе.
Этот дом стоит в третьем округе — точнее, как честно указано в путеводителях, по адресу Кундманнгассе, 19. Знаменитое здание возвел в 1926 по заказу Витгенштейна, приложившего руку к архитектурному проекту, Пауль Энгельман. На первый взгляд может показаться, что дома, построенного Витгенштейном для сестры, нет и в помине: за домом № 13 следует дом № 21; окрестные улицы раскопаны, движение по ним перекрыто из-за строительных работ, которые, похоже, давно остановились. Помучившись, мы обнаруживаем, что интересующий нас дом стоит на другой стороне улицы и что входят в него с Паркгассе. Здание грязного желто-охристого цвета со встроенными друг в друга кубическими формами напоминает пустую коробку. Сейчас здесь располагается болгарское посольство, перебравшееся сюда в 1970-е годы и отреставрировавшее дом; здесь же находится культурный отдел посольства. Шесть вечера, дверь распахнута, в некоторых окнах горит свет, но никого не видно, на веранде — стол, на столе — четыре перевернутых стула. В саду возвышаются большие бронзовые статуи святых Кирилла и Мефодия, поставленные явно не Витгенштейном.
Геометрическая рациональность архитектурных форм, появившихся по воле философа, упорно исследовавшего возможности и границы мысли, рождает своей бесплодной красотой ощущение бесполезности, от которого щемит сердце. Спрашиваешь себя, чего хотел Витгенштейн от этого здания, к чему он стремился: построить дом или доказать невозможность настоящего дома, того, что некогда называли родным очагом. Кто знает, какие границы призваны были очертить по его замыслу эти квадратные формы, а какие неописуемые пространства и образы они призваны были аскетически исключить, оставить снаружи.
На площади перед собором прямо на мостовой нарисован неправильный пятиугольник. Ничего особенного он не означает — просто указывает место расположения двух подземных капелл. Примечательно, что в одном из путеводителей ошибочно сообщается, что на месте пятиугольника собирались поставить памятник, но, рассмотрев множество разных по форме и содержанию проектов, так ничего и не выбрали. Эти сведения не соответствуют действительности, однако они отражают интерес к тому, чего нет, и в этом смысле тоже являются выражением Австрии, как «параллельная акция» Музиля: ничего не происходит, ничего не предпринимается. Австрийская цивилизация, стремившаяся к абсолютному совершенству, к гармоничному и полному единству жизни, осветила те части, которых вечно не хватает, чтобы круг замкнулся, показала пустоты между предметами, фактами и чувствами; зазоры, которые есть в каждом человеке и обществе.
Читать дальше