Шубханги Сваруп - Широты тягот

— Ты сам-то видел хоть одно доказательство того, что Земля шар? — спросил он у Платона двадцать шесть лет назад, когда они сидели под баньяном около Рангунского университета.

— Да. Почему бы еще корабли исчезали за горизонтом?

— Потому что у людей слабое зрение. Нам не так повезло, как совам и леопардам. Иногда в солнечный день ты стоишь в одном конце короткой улицы, а другого не видишь. И не потому что дорога загибается — просто глаза тебя подводят.

— Нет никаких доказательств переселения душ, но ты же в него веришь, правда? — сказал Платон, вспомнив об уязвимом месте всех буддистов.

— Нет, — ответил Тапа. — Если я не буду работать, бог не будет меня кормить. И когда я умру, бог меня не возродит.

— Давным-давно в Европе поклонники бога посадили в тюрьму человека, который сказал, что мир круглый, а в центре Вселенной находится не Земля, а Солнце. Его пытали, пока он не отказался от своих слов. Но ты ни на кого не похож. В бога ты не веришь. И что мир круглый, тоже. А что ты думаешь насчет Солнца?

Тапа, по сути так и оставшийся простодушным деревенским жителем, не понял, что Платон всего лишь подшучивает над ним. И честно задумался — о солнце. Когда идешь по раскаленным пескам тропического острова, можно подумать, что сильнее всего оно вблизи океана. Но свою истинную мощь оно проявляет на больших высотах. Проведи час на снежной вершине — и ты одновременно обгоришь и обморозишься.

— Что насчет солнца? — перебросил он обратно Платону его вопрос, толком даже не поняв его.

— Ты считаешь, что оно в центре Вселенной? — повторил Платон.

— Нет.

— Ты когда-нибудь видел закат, который наполняет тебя чувством покоя и красоты, хотя твоя остальная жизнь далека от этого?

— Пока нет, — ответил Тапа. Солнце, подобно всем другим звездам, лишь обостряло сожаления. Небо, полное сожалений.

— Если ты такого не видел, то для тебя есть надежда, — сказал Платон. — Тебе еще осталось что открывать.

Надежда. Тапе нравилось, как это звучит. В его истории она будет подарком девушке — той, для которой эта история и родилась на свет.

Наутро после своего сна Багмати говорит мужу, что это самое волшебное место из всех, какие она видела. Кажется, будто солнце прямо перед тобой, но оно не обжигает землю.

“А песок? — спрашивает она. — Откуда он взялся?”

И кочевник принимается рассказывать ей историю своей родины.

Когда-то вся суша была океанским дном, скрытым от солнца, скрытым от воздуха. Но вот как-то раз одной песчинке приснился сон. В нем она нежилась на солнце в самом высоком месте земли. Этот единственный сон мельчайшей крупинки изменил лик всей планеты. Песчинка подпрыгнула. Потом еще раз. С каждым прыжком она доставала все выше и выше, и сотворялись разные земли.

В незапамятные времена родина кочевника была океанским ложем. Но теперь вся вода ушла, и она стала пустыней. Теперь это страна белого сияния. Летом кочевник собирает кристаллы соли, драгоценные камешки, кости, раковины, кораллы. Зимой спускается вниз, чтобы продать их. В селянах, как и во всех прочих людях, они будят фантазию. Кочевник любит сочинять о них разные истории для детей, которые ему встречаются.

Для самого кочевника эти предметы — его семья. Подобно ему, они принадлежат безвременному миру. Они не хранят в себе ни воспоминаний, ни желаний, ни огорчений. Все это создается ими. Они — солнца и луны своего собственного существования.

На пути супругов лежит исполинский ледник. Целыми днями они не встречают ничего, кроме льда, снега и метелей. В этом краю замороженной жизни Багмати замерзла бы и сама, если бы не палатки, которые ставит ее супруг, не костры, которые он разжигает внутри, и не тепло его кожи. Взгляд мужа согревает жену, как солнечные лучи. Она питается его молчаливым жаром.

Как-то утром, когда они стоят на гигантской глыбе нефритового льда, он раскрывает ей секрет. Где-то внизу лежит сердце Гималаев — песчинка, спрятанная в ледяной толще у них под ногами. Океаны испугались, что вся земля обратится в сушу. Поэтому нефритовое море взметнулось вверх, чтобы поймать песчинку, и замерзло в то же мгновение.

Держась за мужнину руку, Багмати вглядывается в прозрачную глубь. Сколько там неоднородностей, трещинок и разломов! Она прикладывает ухо к просторной груди ледника. Внутри что-то едва заметно пульсирует. Из льда этот ритм проникает в нее. Забирается в уши, разливается по всему телу, заглушая стук ее собственного сердца. Подобно океану, тело Багмати взрывается биением миллиона сердец морских обитателей.