Шубханги Сваруп - Широты тягот

Несмотря на все свои таланты, Розмари умела рыбачить лишь с берега. Крупная рыба и открытое море оставались уделом мужчин. О том, чтобы выйти в океанские просторы на хлее , каренском каноэ, и пронзить гарпуном рыбье сердце величиной больше ее собственного, она могла только мечтать.

От слов у нее болела голова, поэтому она бросила школу и посвятила себя целиком рыбалке и охоте. К той поре, когда ее тело начало смягчаться по углам, многоножки, эти вестницы несчастья, успели укусить ее трижды.

— Когда животные кусают, надо терпеть, — утешала мать свою дочь, когда та пережидала шквал боли, скрючившись и прижав к груди колени.

— А когда кусают люди? — спросила девочка. — Что бывает тогда?

— Они не кусают. Во всяком случае, те, что верят в Христа.

Речи матери расстроили ее сильнее, чем многоножки. Ведь ядовитые змеи, безжалостные крокодилы и лианы, которые могут тебя задушить, тоже божьи создания, разве не так? В бескомпромиссном поцелуе пиявки и синяках цвета ночи, оставленных на ее коже джунглями и иглами морского ежа, сквозила воля бога, очень не похожего на Христа с материнского медальона. Бога, чьи почитатели обладали свободой кусать и мучить, не испытывая чувства вины.

По мере того как прибавлялось работы, прибавлялось и рабочей силы. Чтобы ускорить процесс преобразования непокорных лесов в цивилизованную древесину, Империя целыми кораблями поставляла на острова безработных из Бирмы и Индии.

Розмари было тринадцать, когда на ее берег, словно кусок топляка, выбросило бирманского парня. Их деревня быстро превращалась в семью, скрепленную не столько родственными узами, сколько негласными связями. В первый год Розмари с новоприбывшим не обменялись ни словом.

Бирманец и пять его товарищей поймали групера величиной с человека. Поднять его на борт они не смогли и волокли в сети за лодкой до самого берега. Процедура перетаскивания рыбины в деревню обратилась в торжественное шествие. Пьяные громко требовали повышения ставок, женщины хотели устроить всеобщее гулянье. Бирманский мальчишка, которому едва исполнилось семнадцать, сделался местной знаменитостью.

Длиной в семь футов, групер весил больше трехсот килограммов. Выложенный на всеобщее обозрение в дровяном сарае, он напоминал миф, простертый на убожестве их жизней.

Розмари протолкалась сквозь толпу, чтобы разглядеть пойманное чудо получше. Трудно было поверить, что такой гигант способен с легкостью бороздить морские просторы. Вместо этого Розмари вообразилось, как он опускается на дно, будто обломок кораблекрушения. Его мутно-голубые глаза имели цвет самого моря. Розмари представила, как этот великан озирает океанское ложе своими выкаченными глазами. Бездушно. Бездвижно. Его брюхо вздымалось до ее пояса. Рот в окружении мясистых губ был широк, как все огромное тело. Она заглянула в его окровавленные жабры, в зев, разинутый ради последнего глотка воды. Затем коснулась пальцами серо-зеленого, точно обомшелого, бока. По огромному туловищу пробежала слабая дрожь, и она тут же отдернула руку.

— Осторожней, — сказал бирманец. — Ты ему запросто в рот поместишься.

Розмари стало обидно. Мало того что ей не позволяли рыбачить с лодки — даже удача, похоже, улыбалась только мужчинам, особенно неопытным мальчишкам-иностранцам, которые раньше промышляли разве что в озерах да реках.

— Я могу сама принести свой улов, — ответила она. — Мне не надо звать на помощь всю деревню.

— А если я попадусь тебе в сеть, ты меня дотащишь? — спросил он.

— Если не боишься угодить на сковородку, — ответила Розмари, удивив сама себя.

Групера продали приезжему англичанину за внушительную сумму в двадцать пять рупий. Весь следующий месяц молодой бирманец не работал и наливался пальмовым вином — тодди . Но голод мучил его сильнее жажды. Он мечтал о еде, приготовленной специально для него — все равно, с любовью или с отвращением.

Как-то вечером он наткнулся на Розмари, которая в одиночку бродила среди кораллов.

— Осторожно! — крикнул он ей. — Ноги порежешь!

Розмари продолжала собирать в корзинку водоросли. Он уселся на песок с твердым намерением говорить, даже если она будет молчать. Гнет этого вечера был тяжким, как хмель от тодди. Бирманец боялся, что он, живой человек, вот-вот испарится, точно капля пота, и никто этого не заметит. А если болтать без умолку, то не исчезнешь.

Розмари выбралась из воды в огромных, не по размеру, походных ботинках. Это произвело на юношу впечатление.