Шубханги Сваруп - Широты тягот

Апо смеется.

— В юности это трагедии любви, — говорит он. — А в моем возрасте, сынок, это выглядит сплошной комедией. Человек исполняет сотню цирковых трюков — и все для того, чтобы обнять любимую.

Призрак подхватывает его смех. Потом вдруг резко умолкает.

— Погодите-ка, — говорит он и взбирается по столбику на крышу.

Апо сидит в одиночестве. Ему хочется рассказать Газале, как он избежал смерти ради нее. Когда он высматривает ее в снегу, его подслеповатым глазам представляется удивительная картина.

Каждая снежинка выросла до размеров пушечного ядра, и вместе они полностью затопили его поле зрения. Один миг — и Апо сидит у подножия снежных гор, властвуя над всем горизонтом. Еще миг — и снег начинает таять. Лед уступает место кристально-чистой воде, а звездный свет — солнечной ряби. Апо окружают розовые кораллы на океанском ложе, они колышутся, как летнее поле. Он дивится ржаво-золотому аммониту, парящему у него над головой. Это роговая спираль, могучая, словно рог Архара, божественного барана. Ее усики танцуют, колеблемые течением. Он тянется к аммониту. Тот вспархивает вверх, одновременно увеличиваясь в размерах и становясь все грациознее. Затем облаком уплывает в жидкое небо. Апо растет за ним вслед. И взрывает небесный купол, точно вулканический остров, обретающий жизнь.

Он уже на огнедышащем пике, окруженный изумрудными лесами и индиговыми морями. Прежде он никогда не видел такого чудесного заката. Палитра неба определяет их бытие, их жизнь, даже их взгляд. Он поворачивается к ней. Она заливается румянцем. В блеске заката — тепло утренней зари.

Возня у него на коленях прогоняет видение. Хныканье ягненка достигает его ушей неразборчивым призывом.

— Вот он! — взволнованно объявляет Апо.

— На крыше был, — говорит призрак, стоя в снегу поодаль. И улыбается.

Баюкая младенца-ягненка, Апо смотрит, как призрак исчезает в ночи.

— Видно, из загона выскользнул, — говорит Газала, садясь рядом. — Только родился — и уже норовит сбежать.

— Это мой предок, — отвечает Апо. — Он явился из овчарни моего племени, чтобы приветствовать мою новую супругу.

В доме Газала греет руки над горящими угольями, затем принимается растирать ягненку ножки. Свернувшись у нее на коленях, он вот-вот заснет. Апо стоит без толку, глядя на них. В комнате гораздо холоднее, чем раньше, его одежда подернута тонким слоем изморози. Но он не жалуется.

— Не спи в мокром, — говорит она. В годы предыдущего брака у нее никогда не хватало смелости командовать мужем. Однако на сей раз Газала не просто новая жена — она стала другим человеком. — И лекарства на ночь не принял, — продолжает она. — Когда я их принесла, ты отвернулся на другой бок и притворился, что спишь.

Эти слова пролетают у Апо мимо ушей. Он стоит в углу, любуясь игрой огненных бликов на ее лице и тем, как изящно она сидит на полу. Без обычных лекарств можно разок обойтись — он подумывает, не принять ли ему кое-что поинтереснее.

— У меня есть таблетки, — говорит он. — Мы оба должны их выпить.

— Зачем?

Он нервничает. Открывать ей правду пока рано — вдруг неправильно поймет?

— Они снимают боль, — отвечает он.

— Но у меня ничего не болит, альхамдулиллях. Можешь принять вместе с остальными лекарствами. Где они?

— Они помогут тебе заснуть.

— Ром отлично со мной справляется. Налью себе стаканчик, перед тем как лечь.

— Ох! Ну что же, и соврать старику нельзя? Они нужны для секса, — выпаливает он.

Хотя Газала ошеломлена, она не подает виду. Ничто не может отнять у нее достоинство — и уж во всяком случае, не выходки сумасбродного муженька. У нее пятеро детей, тринадцать внуков и без счета правнуков. Она стара и мудра, как сам процесс размножения.

— Зачем нам таблетки? — спрашивает она.

— Мне надо.

— Ну так ты и пей. Бабушкам для секса таблетки не нужны.

— Ничего этот Тапа не понимает в женщинах, — бурчит Апо. — Не то дал бы мне таблетку, от которой у них пропадает охота спорить.

Он идет к сундуку у стены. Там хранится все его личное имущество, изрядно потесненное собственностью жены. Апо до сих пор удивляется тому, сколько пожитков привезла в свой новый дом эта вчерашняя скромная вдова. Хотя она заматывается в тряпки с макушки до пят и молится по десять раз на дню, у нее больше шалей, фиранов, бутылочек с ароматическими маслами и рома, чем у любой другой известной ему женщины.

— Не торопись, а то упадешь носом вниз, — предупреждает она, когда он нагибается, чтобы поднять крышку.