Анна Исакова - Ах, эта черная луна!

— Юлий Петрович, — услыхал Юцер, — дорогой наш Юлий Петрович!

Юцер развернулся и попал в раскрытые объятия Осипа Сталя. От гимнастерки усатого ублюдка несло несносными Капиными духами.

— Дорогой мой, — лопотал начальник УКВД, — каким орлиным глазом надо обладать, чтобы увидеть то, на что все мы закрыли глаза! Каким горячим сердцем патриота надо обладать, чтобы не смириться с несправедливостью! Только одно скажу тебе: ты должен был сначала прийти ко мне, раскрыть мне глаза. Этого я тебе простить не могу, это мы должны запить большим количеством хорошего вина. Но — восхищаюсь. Восхищаюсь и даже, можно сказать, преклоняюсь!

Юцер холодно отстранился. Он уже понял, что стратегия Лоуренса сработала, но все еще не мог поверить своему счастью.

— Где телеграмма? — спросил Юцер зло и хрипло.

— У меня, у меня, дорогой. Почтальон не мог ее донести, у него ноги подкашивались. Я ему сказал: «Дай мне. Я лично отдам ее в руки нашего героя».

Оська вытащил из верхнего кармана гимнастерки аккуратно сложенную телеграмму и подал ее Юцеру.

«Товарищу Юлию Раковскому лично тчк

Благодарю за бдительность тчк

Меры приняты тчк

Усилиями таких людей зпт как вы зпт мы победим тчк

Иосиф Сталин».

В тот вечер соплеменники Юцера с облегчением распаковывали узелки. Юцер решил проявить благородство и отправился разыскивать Капу, чтобы утешить ее. Оказалась, что Капа была накануне отправлена с детьми к матери в другой город. Про Осипа Сталя рассказывали, что он пьет горькую в здании КГБ и ждет ареста.

Юцер повернул голову в сторону пустыни, улыбнулся и пожалел, что в пустыне не стоит группа синема. Потом он поднял глаза к небу, отвесил ему сухой полупоклон и пошел к мазанке.

— С такой телеграммой в кармане, — задумчиво сказал Юцер, — я могу передвигаться по всей их державе. Это как охранная грамота…

Мали тут же поняла, что он имеет в виду.

— Туда, — возразила она, — живьем не добраться, и уж во всяком случае, оттуда живьем не выбраться.

— Можно попробовать, — нахмурился Юцер.

Он был раздражен. Людям, пришедшим с Запада, наконец, разрешили идти на фронт, а его не взяли. Помешала легкая хромота. И из-за этой безделки его не пускают на фронт!

Юцер был очень раздражен, очень и очень. Он был тем более раздражен, что Хаимке Виршувкера, несносного дурака, эгоиста и мизантропа, признали годным к воинской службе. Только воспоминание о том, как эта тухлая рыбина симулировала сумасшествие, пытаясь уклониться от армии, слегка облегчало горящее чувство обиды. С тех пор, как Виршувкера признали годным, то есть целых четыре дня, он стоял с восьми утра до восьми вечера под окнами сумасшедшего дома, которым заведовал Гец, и гнусавил на весь двор: «Гретхен, ву бис ду, дайн Фаустус из до».

Бедный Гец извелся.

— Я не могу признать его сумасшедшим, — объяснял другу Гец, — не только потому, что он не сумасшедший, но и потому, что он решил симулировать Фауста. Подумай сам, кто по их логике может так сойти с ума? Не знаешь? Я тебе скажу: немецкий шпион! Мы живем в сумасшедшей стране, в которой надо уметь сойти с ума. Этот ублюдок не заставит меня подвести его ни под военный трибунал, ни под Сталя. Пусть орет под чьими хочет окнами. А меня пусть оставит в покое! В крайнем случае, пусть объявит себя Марусей, я помогу ему отравиться.

Юцер молча жевал травинку.

— Ну придумай же что-нибудь, — взмолился Гец.

— Придумаю, если не будешь мешать мне думать. Виршувкер уже не может поменять версию. Он неделю орет про эту свою Гретхен. Весь городок это повторяет. А помнишь ли ты анекдот про погорельца? Шляется бродяга по городкам и просит у братьев-евреев деньги на восстановление сгоревшего дома. Местный раби его спрашивает: у тебя есть справка от твоего ребе, что ты погорелец? А бродяга ему отвечает: пожар был такой большой, что и ребе сгорел вместе со справкой.

— И что? — взвился Гец. — Что ты предлагаешь? Сжечь сумасшедший дом и кричать под окнами этого Виршувкера: «Фаустус, ву бис ду?» Мне нужен серьезный совет, а не светская болтовня!

— Твое раздражение мне понятно. Ход твоей мысли — нет. Даже Виршувкеру не пришла в голову мысль объявить себя не Фаустом, а Гретхен. Но я вовсе не это имел в виду.

— А что именно ты имеешь в виду?

— Пойди к Сталю, посоветуйся. Скажи, что у Виршувкера точно сумасшествие, но странное. Задури ему голову, пользуясь латинской терминологией, объясни, что начальство может подумать не то, что есть, а это не на пользу самому Сталю. Доведи дурака до того, что он сам велит тебе дать Виршувкеру справку о том, что дом сгорел вмести с ребе.