Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Он с грустью смотрел на пакеты с деньгами. Два миллиона баксов — это огромная сумма. Даже представить сразу, что на эти деньги можно купить или сделать, трудно. Ясно одно — очень много всего, так много, что и думать об этом не хочется.

Михаил Ратманов почувствовал, как снова к глазам подступают слезы, а из-за рта готово вот-вот вырваться горестное рыдание. Последний раз возникла мысль: а если не отдавать? И тут же погасла; если он не выполнит своих обязательств перед этими людьми, они способны сделать с ним все, что угодно. Лучше не испытывать судьбу. В конце концов, проклятая эпидемия кончится — и он снова станет зарабатывать, возместит эти потери. Как раз первым делом этим и займется, как только появится такая возможность. Он непременно возьмет свое, причем, гораздо больше, чем сейчас отдает. Он клянется себе в этом.

Михаил Ратманов встал с пола, прислушался к доносящим из коридора звукам. Судя по их отсутствию, там никого не было. Хоть в этом ему повезло, подумал он.

Катя Бухарова лежала на кровати в своей каморке. Слез уже не было, она все их выплакала. Но это лишь отягощало состояние, теперь не возникло даже некоторого облегчения от них. Она не понимала, зачем ей жить, что делать в этой жизни? Впереди ее ждет исключительно мрак и новые тяжелые испытания. Но к чему они ей, и без того она нахлебалась невзгодами. Может, с нее достаточно? Ей все равно никогда не стать певицей, несмотря на уникальный голос. Для этого нужно учиться, но для учебы у нее нет ни малейшей возможности. Зато есть все шансы угодить в тюрьму. Хозяин дома ей постоянно это обещает. Она каждый раз кожей ощущает, как закипает в нем ненависть, когда он ее видит. И он рано или поздно непременно выполнит свою угрозу.

Но в таком случае стоит ли ждать, когда она окажется в тюрьме? От одной этой мысли все в ней леденеет от холодного ужаса. Она прекрасно знает, что это такое, ее знакомые сидели и рассказывали ей о том, что творится по ту сторону колючей проволоки. Она ни за что не выдержит этих мучений, они не для нее. Хотя она родилась в простой семье, но всегда ощущала, насколько хрупка ее душевная организация. Она и из дома сбежала, потому что больше было не в силах выносить царящую в нем омерзительную жизнь. У нее еще сохранялись надежды, что однажды ее судьба каким-то чудесным образом изменится. Хотя Катя даже смутно не представляла, как такое с ней может случиться, но это не убивало упование на то, что все же однажды произойдет. Но сейчас от этих надежд ничего не осталось, все испепелила ненависть и враждебность этого омерзительного человека. Так какой смысл продолжать тянуть лямку жизни? Не лучше ли одномоментно покончить с ней раз и навсегда?

Взгляд девушки невольно потянулся к люстре точнее, к крюку, на котором она крепилась. На нем очень даже удобно повеситься. Катя вспомнила своего соседа, дядю Лешу, который именно так и свел счеты с жизнью. Он, конечно, пил, не просыхая, и однажды в пьяном угаре покончил с собой. Но какая, в сущности, разница, почему и кто это сделал. У него были на то свои причины, у нее свои. И всего-то это займет каких-то жалких пару минут. И больше не будет ни этого дома, ни его хозяина, ни бесконечной пыли, которую она с утра до вечера обязана вытирать. Оказывается, все легко и просто. И как к ней раньше не пришла такая мысль.

Катя вспомнила, что у нее и веревка подходящая есть, она ее брала для хозяйственных нужд. Даже искать не надо, как будто кто-то специально снабдил ее всем необходимым для задуманного.

Удивительно, но она не испытывала страха, скорее грусть от предстоящего расставания с миром. Она ведь так молода, ничего не видела, ничего не испытала. Никто не верит, но у нее даже не было мужчины. Хотя там, где она жила, обычно с девственностью расставались самое позднее лет в пятнадцать. А она, сама не зная для чего, себя берегла. Ну и ладно, так ли это важно. Хватит сожалеть, пора приступать.

Из тумбочки она достала веревку. Вполне прочная, не оборвется под весом ее легкого тела. Ловко сделала петлю и даже всунула в нее голову. Все будет, как надо в таких случаях.

Катя встала на единственный в комнате стул, отодвинула люстру и закрепила веревку на крюке. Просунула в петлю голову, а ногами оперлась на стул. Осталось только его вытолкнуть из-под ступней, она повиснет, и удавка затянется на ее шее.

Катя закрыла глаза. И о чудо, высохшее было озерцо слез, снова наполнилось, и они обильно потекли по щекам. А что удивляться, конечно, жалко расставаться с жизнью, было в ней и что-то хорошее. Да, очень мало, но все-таки не все страницы в ней ужасные, есть и приятные.