Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Спасибо, Миша, думаю, мы поняли твой заход. Алексей, твоя ответная речь. Только очень прошу — без личностных выпадов.

— Я постараюсь, только не знаю, получится ли, — раздался голос Азарова. — Михаил выступил в роли адвоката дьявола, потому что защищает преступную власть. Страна по сути дела пребывает в руинах, было давно безмерное количество обещаний, а что выполнено? Да, почти ничего. Мы очень богаты, но живем бедно. Правда, не все, есть группа людей, чей уровень жизни даже не знаю, с чем может сравниться. Непомерная роскошь. Понятно, что честным образом она не может быть заработана, для этого нужно создать такую систему, при которой основная часть национального богатства бесконечным потоком льется в карманы небольшого числа избранных. Именно под эти цели и заточен весь государственный механизм. Маленькая группировка безраздельно владеет всей полнотой власти, при этом все в стране гниет сильней и сильней. Пандемия наглядно это показывает; медицина просто трещит по швам, люди не могут получить элементарную врачебную помощь. Многих можно было бы спасти, если бы у нас была бы честная, сменяемая власть. Но она даже в таких экстремальных условиях зациклена только на самосохранении и обогащении. Поступает все больше сведений, что чиновники и аффилированный с ними бизнес используют нынешнюю ситуацию для захвата новой собственности вместо того, чтобы спасать нацию от вымирания. Скажи, отец, о каком примирении может идти речь, когда творится такой беспредел? Если мы не сменим правящий слой, мне страшно думать о нашем будущем. Его просто не будет. Это мое вступительное слово.

— Мда, мира что-то не получается, — грустно вздыхая, промолвил Герман Владимирович. — Может, ты, Святослав, скажешь что-то примирительное.

— Боюсь, не оправдаю твои надежды, папа, — произнес Святослав. — Я смотрю на ситуацию крайне пессимистически. Мой пессимизм даже сильней, чем у Алексея. Он хотя бы верит, что сменив власть, можно улучшить ситуацию в стране. Я же считаю, что в России ничего изменить нельзя. Я еще в молодости осознал, что дело не в том, кто тут правит, а в генетике самой страны и нации. Она не способна ни на настоящее развитие, на то, чтобы стать гуманной и цивилизованной. Цивилизация и культура тут только внешняя, а под ней — дикость и жестокость. Мне смешны, Алексей, твои попытки здесь что-то преобразовать. Неужели не видишь, насколько это бесполезно. Эта власть сгинет, уверяю, придет другая, ничуть не лучше, а может, и хуже. Брось ты это дело, займись личной жизнью. А если не бросишь, руку даю на отсечение, однажды тебя уничтожат. Пожалей хотя бы отца, ему будет трудно пережить эту потерю. Больше мне на эту тему сказать нечего, потому что это будет бесконечным повторением. Я вообще предлагаю свернуть дискуссию. Отец, ты меня удивляешь, неужели ты не видишь, что никакого согласия не добиться. В России никто никого не слышит и не слушает, здесь выигрывает только тот, кто способен уничтожить своих недругов и взобраться вверх по спинам других. Иных способов выяснения, кто прав, тут нет и не предвидится. В этом балагане участвовать больше не желаю.

Святослав встал и, сопровождаемый взглядами всех присутствующих, направился к выходу.

Софья Георгиевна смазала мужу покраснение на лице мазью, понимая, что синяка все равно не избежать. Пока она это делала, Михаил Ратманов то и дело морщился от боли.

— Нельзя ли как-нибудь помягче, — не выдержал он.

— Помягче не получается, — вздохнула жена. — Он тебя довольно сильно приложил.

Ее слова вызвали у Ратманова мгновенный выброс эмоций.

— Я это так не оставлю, Алексей пожалеет, что ударил меня! — завопил он.

— Миша, ты же сам его спровоцировал, вспомни, как ты обозвал его и его сторонников.

— Они это заслужили. Если бы нас не разняли, он бы не с синяком, а проломанным черепом сейчас лежал.

— Миша, остынь, дискуссия уже закончилась. Вам лучше протянуть друг друга руки.

— Протянуть руки, — возмутился Ратманов. — Ни за что! Между нами отныне война. На этот раз я выгоню Алексея и его сынка из дома. Прямо сейчас.

Софья Георгиевна покачала головой.

— Твой отец не позволит. А если его не послушаешься, он тоже может уйти. Ты же знаешь, какой он решительный.

— И пусть убирается! Это он затеял эту дурацкую дискуссию. Приспичило ему выяснять судьбы страны. Стало скучно — вот и нашел себе забаву.

— Вообще-то получилось весьма интересно, — заметила Софья Георгиевна. — Я внимательно слушала всех вас. Мне показалось, что было сказано много верного.