Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Да кто угодно, чаще всего тот, которого вы совершенно не подозреваете.

— Вы имеете в виду шеф-повара?

— Вовсе не обязательно, никаких подозрений на его счет или кого-то еще у меня нет.

— Даже не знаю, что вам на это сказать, — растерянно пробормотала Софья Георгиевна. — Предположим, это так и что я должна делать?

— На самом деле, это самый сложный вопрос во всей этой истории, — вздохнул Герман Владимирович. — Ничего особенно делать вам не надо, за исключением одного — быть бдительной. И если что-то вдруг покажется подозрительным, сразу же, не медля ни минуты, сообщите мне. Обещаете?

— Постараюсь. — Софья Георгиевна задумчиво посмотрела на тестя. — А против кого может быть отравление?

— Вы не догадываетесь?

По мгновенно изменившемуся ее лицу, он понял, что она догадалась.

— Нет, этого не может быть. Мы все же живем не во Франции Марии Медичи.

— По мне так мы живем в гораздо худшей стране, уж точно намного опасней. И последний вопрос: в доме есть антидоты?

— Нет. Я не думала, что они могут понадобиться.

— Плохо. Придется учитывать и этот фактор. Вот все, что я хотел вам сказать.

— У меня и так было мало спокойствия, а вы лишили меня его остатков.

Герман Владимирович развел руками.

— Очень сожалею об этом, Софья, но, поверьте, у меня нет выбора.

Софья Георгиевна задумчиво посмотрела на тестя и опустила голову.

Разговор с отцом сильно встревожил Азарова. Он давно и твердо знал, что рискует, что он занесен в списки самых больших врагов режима. Об этом ему неоднократно предупреждали сочувствующие ему люди из враждебного лагеря. Как ни странно, но в нем у него было немало сторонников. Правда, они тщательно скрывали, что симпатизируют тому, что он делает. Некоторые очень боялись любых контактов с ним, некоторые готовы были рискнуть. Именно от них он получал немало ценной информации, в том числе и о том, что входит в перечень лиц, подлежащих нейтрализации при возникновении опасной ситуации для правящей группировке. Это заставляло его быть крайне осторожным, вести на половину затворнический образ жизни, отказываться от многих радостей, доступных обычным людям. Вот жена и не выдержала. Об этом он думал очень часто, но сейчас ему совсем не хотелось в очередной раз мусолить эту мысль. Ушла и ушла, значит, так тому и быть.

Гораздо больше Азарова беспокоило другое: а что если отец прав? В гостях у Михаила он как-то расслабился, частично подзабыл про опасность, стал меньше думать о мерах предосторожности. Ну, что может тут ему угрожать? прикидывал он. И не находил конкретных угроз. В город он не выходит, посторонних людей тут нет, а те, что тут работают, все на виду. Поэтому гораздо больше он вспоминал о Соланж, чем о том, что нужно остерегаться.

Но после разговора с отцом, что-то сдвинулось в его сознании, такая приятная беспечность стала исчезать. Он вернулся в свою комнату, включил ноутбук и стал искать интересующую его информацию.

Да, отец, похоже, прав, думал Азаров, чутье его редко подводит. Или большой опыт, которого могло бы хватить на несколько человек. Эти смерти, о которых он говорил, действительно выглядят подозрительно. А главное они образуют некую последовательную цепь событий. Неужели эта преступная власть пошла на совершение таких чудовищных преступлений? Он сам много раз предупреждал на своем канале, что однажды она встанет на путь уничтожения своих противников. Но, если быть честным, с его стороны это была больше пропаганда. Сам же не очень верил в реальность подобного развития событий; уж слишком невероятными, омерзительными они представлялись. Должны же быть хоть какие-то моральные тормоза даже у негодяев. С другой стороны, откуда он может знать — должны они быть или нет? Это ему так кажется, а вот у них совсем иные представления о том, что можно, а что нельзя. Безгранична власть, гигантские деньги для них куда важней морали и совести. Неограниченные возможности все иметь, что только можно иметь, блокируют лучшие качества в человеке, заставляют обо всем забывать, соглашаться на самые подлые деяния. И если надо кого-то убить для сохранения подобных привилегий, они легко идут на такие преступления.

Но в таком случае, что ему делать, как поступить? Не может же он запереться в комнате и никуда не выходить. И что о нем подумают окружающие. В голове сразу же зазвучало имя Соланж. Азаров невольно вздохнул: по большому счету ему довольно безразлично, как отнесутся к его затворничеству все, кто находится в доме, за исключением француженки. Она может начать его презирать, считать трусом. А Святослав не упустит возможность укрепить ее в этом мнении.