Со скрипом открылась водительская дверца, и из нее выпрыгнула Ностальгия Налан. Ее волосы светились в лунном свете – этакий нимб из огня. Она сделала несколько шагов, не отрывая глаз от кладбища, раскинувшегося перед ней. И тщательно осмотрела место. Оно выглядело жутковато и даже отталкивающе – ржавые железные ворота, ряды захудалых могил, доски вместо памятников, сломанная ограда, ни капли не защищающая от шпаны, и шишковатые кипарисы. Она так и знала. Вдохнув полную грудь воздуха, Налан бросила взгляд через плечо и провозгласила:
– Приехали!
И только тогда четыре тени, что сидели в кузове, прижавшись друг к другу, решились пошевелиться. Одна за другой они подняли голову и понюхали воздух, словно олени, которые пытаются учуять, есть ли неподалеку охотники.
Первой встала Голливуд Хюмейра. Едва выкарабкавшись наружу с тяжелым рюкзаком на спине, она тут же принялась ощупывать голову, чтобы проверить прическу, – уложенные в пучок волосы торчали под каким-то странным углом.
– Бог мой, на голове у меня творится нечто ужасное! И лица я не чувствую. Оно заледенело.
– Это все из-за ветра, зануда. Сегодня гроза. Я же сказала вам: нужно что-то надеть на голову, но вы ведь никогда меня не слушаете.
– Дело не в ветре, а в том, как ты нас везла, – вмешалась Зейнаб-122, с трудом выползая из кузова.
– Это разве «везла»! – Саботаж спрыгнул на землю, а потом помог спуститься Джамиле.
Куцые волосы Саботажа перьями торчали в разные стороны. Он жалел, что не надел шерстяную шапку, но куда больше жалел, что согласился отправиться в это окаянное место посреди ночи.
– И как это тебе удалось получить права! – воскликнула Зейнаб-122.
– Небось переспала с инструктором, – пробормотала себе под нос Хюмейра.
– Ой, да заткнитесь вы! – нахмурилась Налан. – Разве вы не видели дорогу? Благодаря мне вы доехали целыми и невредимыми.
– Целыми! – возмутилась Хюмейра.
– Невредимыми! – вторил ей Саботаж.
– Сволочи! – Налан быстро и решительно направилась к задней части пикапа.
– Э-э… не могла бы ты попридержать язык? – вздохнула Зейнаб-122. – Мы же договорились: на кладбище не орать и не ругаться.
Она вынула из кармана четки и принялась перебирать их. Что-то подсказывало Зейнаб-122, что эта ночная экспедиция не будет простой и ей наверняка понадобится помощь и поддержка добрых духов.
Между тем Налан откинула задний борт кузова и принялась вынимать орудия труда: тачку, тяпку, мотыгу, совковую лопату, штыковую лопату, фонарь, моток веревки. Она положила все это на землю и задумчиво почесала затылок:
– Кирка пропала.
– А-а, эта… – отозвалась Хюмейра. – Я… я, кажется, обронила ее.
– Как это ты обронила ее? Это ведь кирка, а не носовой платок.
– Я не сумела ее удержать. Скажи себе спасибо. Ты неслась как маньяк.
Налан смерила ее холодным взглядом, которого никто не заметил в темноте.
– Ладно, хватит болтать. Пора дело делать. Времени у нас немного. – Она взяла в руки лопату и фонарь. – Берите инструменты.
Один за другим все двинулись за ней. Где-то вдалеке море ревело и с невероятной силой билось о берег. Снова поднялся ветер, пахнувший соленой водой. За их спинами терпеливо ждала старинная крепость – она привыкла к этому за долгие десятилетия, – а мимо ее ворот промчалась тень какого-то животного: возможно, крыса или еж бежали в какое-то укрытие, чтобы не попасть в грозу.
Друзья молча открыли ворота кладбища и вошли. Пятеро нарушителей, пятеро друзей, ищущих свою утраченную подругу. Как по команде, луна исчезла за тучей, погрузив весь пейзаж в черноту, и на мгновение это одинокое место в Килиосе можно было принять за любое другое.
Ночь на кладбище была совсем не похожа на ночь в городе. Тут тьма была не столько отсутствием света, сколько чем-то особым – живым и дышащим существом. Она преследовала их, словно любопытная тварь, – сложно сказать, что именно она делала: предупреждала их об ожидавшей впереди опасности или стремилась толкнуть ей навстречу, когда наступит удобный момент.
Пятеро друзей шли вперед наперекор беспощадному ветру. Поначалу они двигались проворно, с рвением, продиктованным беспокойством или даже обычным страхом. Они двигались гуськом вслед за Налан, которая в одной руке держала лопату, а в другой – фонарь. За ней шли Джамиля и Саботаж с инструментами в руках, а потом Хюмейра, катившая тачку. Зейнаб-122 замыкала процессию не только потому, что ее ноги были короче, но еще и потому, что она раскидывала хлопья соли и семена мака, дабы защититься от злых духов.
Читать дальше