– Да… Эгоист бы в таком положении не оказался. Наверняка он был в тебя влюблен.
Юля улыбнулась.
– Он мне как брат. Честное слово.
– Что – прямо дружба между мужчиной и женщиной? – удивилась Оксана.
– Ты же феминистка и вообще веришь в равноправие. Почему бы и не дружить с мужчиной?
Оксана подняла одну бровь.
– Просто у меня никогда не получалось. Но ты другой человек.
* * *
В Барнаул Юля прилетела за пару дней до встречи с Мишкой, так, чтобы успеть съездить в М., хотя навещать было уже некого.
От Барнаула до М. пришлось взять такси. Раньше всегда возил Мишка. Юля сначала села на заднее сиденье, но потом ее укачало, и она перебралась на переднее. Седой старый водитель, аккуратный, в чистой, хоть и потрепанной одежде, время от времени косился на Юлю, и ее это раздражало.
– Хорошо выглядите, – неожиданно произнес он, глядя уже не на Юлю, а на дорогу.
Юля в недоумении уставилась на него. Приплюснутый нос, маленькие карие глаза и толстые губы, густые волосы, широкие плечи – водитель абсолютно никого не напоминал.
– Вы меня знаете? – опасливо спросила Юля.
– Конечно. И сына я вашего помню еще мальчишкой маленьким. И бабушку. Я батрачил раньше в М. сантехником, а потом это… мой сын переехал в Барнаул это… и устроил меня в свою компанию это… ну… водителем. Я Николай Николаич, не помните? – Старик не улыбался, но интонация у него была приятная, доброжелательно-ненавязчивая, Юля сразу перестала раздражаться.
– Да что вы? Извините, я совсем не помню.
– Хорошая у вас была бабушка. Работящая, добрая, красивая. Всю жизнь вам посвятила. Так жалко ее, ну это… ну… что так с ней мальчик ваш поступил. Никого не пожалел. Бабку-то старую мог бы пожалеть. – Старик вздохнул, а Юля сжала зубы.
– Николай Николаич, не надо судить! Особенно тех, кого нет в живых. Мой сын очень любил бабушку.
Юля посмотрела в окно на любимый пейзаж: поля, рощи, леса, горы. Алтайская природа всегда казалась ей бесстрашной, очень мощной, разудалой – деревья разных пород, равнины и горы, вода и камни, и все огромное, бескрайнее. Когда Юля выезжала из Питера, природа вокруг выглядела скромной, сдержанной, спокойной: сосенки стояли, елочки, никаких неровностей и северных джунглей. А здесь – масштаб обрывал дыхание, от высоты и бесконечности кружилась голова. Юля выдохнула, чтобы не заплакать.
– Да простите вы меня, что я не так сказал… ну! Я не хотел обидеть… ну! Просто бабушка ваша мне всегда очень нравилась. Она заводная была. В руках все горело. В доме всегда у вас было так уютно, чисто, красиво, любо-дорого посмотреть! А пирожки какие пекла! И пирожки, и пироги, и блины, и ватрушки – все, что хочешь!
– Вы ее и правда знали. – Юля хмыкнула. – Как же так вышло, что я вас совсем не помню?
– Постарел! Я к вам всегда приходил все чинить. Однажды все трубы заменил на участке и везде, трубы все прогнили, у вас еще прямо из раковины стала вода грязная идти, а денег не было платить, я взял только за материалы, но все равно дорого вышло… Еще бы! Все трубы, не шутка!
– Точно, было такое. – Юля улыбнулась. – Вы тогда еще разрешили заплатить не сразу и по частям. Спасибо! – Она усмехнулась.
– Не за что! Хорошим людям не жалко! – Старик крякнул и закашлялся. – Рак легких. А никогда в жизни не курил. Пить пил, но не курил.
– О-о, ужас, я вам очень сочувствую, – искренне сказала Юля.
– А, ничего! Я прожил отличную жизнь.
– Правда? – Юля скрыла изумление и постаралась задать вопрос равнодушно.
– Конечно! У меня было все, что нужно в жизни. Дом, сад, огород. Ну… репа, зараза, какая-то не такая росла, а все остальное – помидоры какие ароматные были! Клубника сладкая! Картошка – ой, картошечка прелесть была, не очень крупная, зато вкуснющая – хоть жарь, хоть варь, хоть пюре! Чудо! А ягод сколько было! Моя жена не успевала варенье делать и замораживать на зиму, чтоб ну это… витамины были! Жена у меня была золотая – как ваша бабушка, на все руки мастер, дом держала в порядке, сама красавица до самого… ну… почти до самого конца. Два года назад ушла. – Николай Николаич быстро перекрестился. – Прожили сорок лет душа в душу. Летом в походы с ней ходили, в речке купались, на велосипедах ездили, за грибами, за ягодами… Так что мне умирать хорошо. Я даже и внука понянчить успел. А вы молодец. – Старик глянул на Юлю. – У вас лицо чистое. Печати нет.
– То есть? – Юля не поняла.
– Ну… у тех, кто детей теряет… ну это… я заметил давно… Печать остается на лице. Как напоминание о боли, которая никогда не пройдет. А у вас нет печати.
Читать дальше