Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

Так он, наверное, и в самом деле беден! Тонкий длинный плащик, под которым черный свитер с острым вырезом, линялые голубые джинсы. А на ногах художника светло-коричневые замшевые ботинки. Но он высок и симпатичен, этот француз.

— Если не покупают Ваши работы, зачем же сюда ходить и вообще…

Аня хотела сказать: «рисовать», но это было бы слишком бестактно, и потому она сказала:

— …и вообще продавать.

— А я и не хожу сюда. Продает мой приятель. Он тоже художник, мы на двоих студию снимаем.

Аня уже знала, что в Париже «студио» — это однокомнатная квартира. Правда, она отличается от питерских значительно: комната, служащая и гостиной, и спальной, может быть весьма значительных размеров, порой она вмещает в себя и кухню.

— Приятель тоже художник, но он и продавец неплохой: умеет убалтывать туристов. А сейчас он не может придти, и потому я решил сам.

— Ваш друг заболел? — поинтересовалась Аня.

— В некотором смысле, — ответил молодой человек, — он влюбился. Три дня назад познакомился здесь с молодой американкой, и теперь мне приходится днем надолго уходить из дома, а ночь проводить на полу в кухне. Никто меня, правда, не гонит, но я американок не люблю, потому что сам американец.

Звали молодого человека Андрэ. Дома в Нью-Йорке его звали Эндрю, но он не хотел откликаться на это имя, а вот Андрэ — пожалуйста! Приятель его американцем не был, по крайней мере, по паспорту и рождению: он был итальянцем и здорово умел продавать свои работы. Он был гением в этой области и однажды продемонстрировал свои способности. У Андрэ было две работы, которые просто валялись в углу: на одной черная кошка, а на другом холсте — натурщик, одетый кардиналом. Оба холста никто не хотел покупать, и автор даже хотел загрунтовать их, но приятель отговорил. Он сам взял кисть и замазал кошку черной краской, а кардинала серой, потом притащил откуда-то две рамы, вставил туда холсты и через пару дней понес работы на Монмартр. Их купили сразу за семь тысяч франков каждую. Итальянец, между прочим, приобрел. Поторговался, как водится, мол не для себя беру: одному уважаемому человеку в подарок.

Андрэ рассказывал это и улыбался виновато — дескать, и сам понимает, что нехорошо обманывать людей, но все-таки.

— Кошку и кардинала можно рассмотреть в инфракрасном свете, — усмехнулся он, — только вряд ли владелец об этом знает.

Аня заказала по бокалу красного вина, и почти час они еще разговаривали в кафе, потом побродили по площади. Молодой человек знакомил ее со своими приятелями. А те показывали свои работы, надеясь, что хорошо одетая итальянка их купит. Но она не хотела обижать своего нового знакомого, который наверняка рассчитывал продать ей свои произведения. Когда вышли с площади и, опустившись с холма, свернули в какую-то улочку, Андрэ показал на дверь возле входа в бистро:

— Вот там мы живем с Франко: на последнем этаже под самой крышей. Осенью дожди стучат по жести так, что мы с другом общаемся как глухонемые, жестами, зато в хорошую погоду слышно, как разговаривают голуби.

Он даже не предложил ей подняться, а девушка постеснялась напрашиваться.

При расставании Андрэ сказал:

— А Вы очень красивая, только…

— Что? — спросила Аня.

— Кое-что у Вас слишком идеально, хотя идеальное — это уже слишком. Идеального в действительности не бывает слишком много.

Молодой человек смутился и окончательно запутался.

— Простите.

— Вы имеете в виду мой нос? — рассмеялась девушка, — но он не мой: мой собственный сломался, и мне приклеили новый.

Они поболтали еще немного, а потом попрощались и разошлись. Андрэ все-таки не пригласил, но ей показалось, что ему этого очень хотелось. Может быть, он стеснялся своей нищеты? И о следующей встрече они тоже не договорились. Впрочем, она и так знает, где его искать.

За углом стоял оставленный ею «порше». Аня оглянулась: не видит ли ее новый знакомый, в каких машинах она разъезжает, но Андрэ не преследовал ее. Можно было спокойно отправляться в гостиницу. А на душе было легко и весело, Аня чувствовала себя так, как будто встретила доброго знакомого, которого давно не видела.

Вечером она поймала российский канал, но смотрела на экран без всякого внимания, вспоминала весь уходящий день и встречу с молодым художником. Но как он улыбается! Аня зажмурилась, но увидела лишь грозный палец графини Радецкой:

— Смотри, внучка!

Надо было сбросить это наваждение, отвлечься, позвонить куда-нибудь. Голос дона Луиджи немного снял непонятное напряжение.