Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

Она допела песню до конца. Женщины молча слушали.

— Какая грусть, — вздохнула высокая, — о чем песня?

Но не успела дождаться ответа, потому что из соседней камеры долетел женский голос:

— Кто там у вас, подруги?

— Русская, — ответила староста камеры.

— Попроси ее, подруга, еще раз спеть: мы ей завтра шоколаду пришлем.

— Просят, — улыбнулась высокая, глядя на Аню.

И та спела еще раз и еще. А потом, когда все требовали перевода, начала говорить: любимый человек сдал друзей и девушку полиции, она поклялась отомстить. Но через много лет, когда ее сын уже стал космонавтом…

— Кем? — крикнули из соседней камеры.

— Тихо! — заорала несущая службу на этаже надзирательница и ударила дубинкой по одной двери и второй, — еще слово — и всех в коридоре построю, будете до утра стоять.

— Швабра помоечная! — донесся вопль из дальнего конца коридора, — погоди, подловят тебя за воротами.

— Еще хоть слово! — крикнула Швабра и ударила дубинкой по двери.

— Подруги! — крикнула Аня в дверное окошко, — успокойтесь, я завтра на итальянский переведу текст и вам передам.

Спать не хотелось. Девушка сидела на постели и пыталась переписать текст песни, чтобы ее можно было исполнять и на итальянском. В камере было тихо, хотя никто из женщин не спал: они молча лежали, боясь пошевелиться, чтобы не помешать русской писать стихи. Аня старалась и утром отдала текст старосте, еще не зная, что у нее получилось. Песню переписали несколько раз, чтобы на завтраке раздать по камерам. Там тоже переписали и передавали на обеде в другие камеры, на ужине удалось перекинуть текст на второй и на четвертый этажи.

Конечно, всей глубины русского оригинала достичь не удалось, но высокая женщина-староста камеры весь день лежала на своей койке и плакала; слезы текли даже из глаз Отелло. А казалось бы, такая простая история:

После ужина не прошло и часа, когда высокая пропела первую строку. Тут же ее подхватила Отелло, отбивая ритм по столу, похожему на обеденный, тоненьким голосом подтянула та, что лежала наверху, несколько женщин из соседней камеры, потом из другой, и тут же грянул весь этаж. И второй пел, и четвертый. Все заключенные пели. Пели и плакали. Надзирательницы на всех этажах не мешали и не орали — они рыдали и сами подпевали вполголоса. Гул стоял в тюрьме, песня вырвалась во двор и даже через высокую стену перевалила. Сначала притормозил один автомобиль, водителю которого что-то послышалось. Потом другой и третий. Останавливались случайные прохожие, и суровые мужчины, которые толкались у входа с передачами для своих жен, вытирали слезы. Но песня звучала снова и снова, уже толпа стояла на улице и машины замерли, с открытыми дверями. Такси, медицинские микроавтобусы, междугородные экспрессы, пожарные и полицейские, мчащиеся по срочным вызовам. Даже бригада телерепортеров выставила свои камеры и направила микрофоны на стены тюрьмы. Через день песню знал уже весь город, а через полгода ее исполнила на фестивале в Сан-Ремо певица Сабрина и победила, как вы знаете. Рыдал весь зал и жюри в полном составе. Но это было только через полгода.

У дона Луиджи не было денег на залог, о котором договорился адвокат. Константин Иванович, хоть и пообещал ему миллион долларов, но ничего перевести не успел. А те, что старый граф выиграл в казино, разошлись на удивление быстро. Паоло и Франческа предложили, правда, свои сбережения, но это всего пять миллионов лир — не деньги, а слезы. Если бы не адвокат, который отыскал в Милане и Риме коллекционеров, все было бы плохо.