Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

— В какую?

— В триста десятую.

Аню подвели к металлической двери, приказали встать лицом к стене. Щелкнул ключ в замке, прозвучал хриплый голос несмазанных петель.

— Заходи, — сказала надзирательница и ухмыльнулась, — с новосельем!

За порогом была темнота. Горела, правда высоко над дверью, лампа ночного освещения, но толку от нее было немного.

Аня так и осталась у порога, держа в руках полиэтиленовый пакет с постельным бельем, полотенцем, мыльницей, зубной пастой и щеткой.

Раздался скрип металлических сеток: похоже, что обитательницы камеры вылезают из своих постелей. Только сейчас девушка разглядела две двухъярусные кровати, стоящие по обе стороны комнаты. Кто-то приблизился, щелкнул выключатель, но вспыхнул свет не в камере, а за проемом в стене, где оказалась небольшая туалетная комната с унитазом, раковиной и душем без кабинки или шторки. Но свет, упавший оттуда, выдернул из темноты подошедшую к Ане женщину и еще две фигуры за ее спиной.

— Курить есть? — спросила женщина.

Она была высокая, широкоплечая и сутулая. Даже чем-то напоминала ту, которая была в питерской камере — не такая, может быть, угрюмая, но такая же мужеподобная. Аня даже усмехнулась.

— Сигарет нет, — ответила она.

— А деньги?

— Все отобрали.

— Не могла припрятать получше! — возмутилась фигура позади женщины, — да здесь все за деньги: сигареты, шоколад, вино. Позвонить разрешат или записку кому надо передадут.

Но высокая женщина жестом остановила ее.

— Костюмчик у тебя хороший. Давай меняться: я тебе свое платьице от Труссарди, а ты мне свой костюмчик.

— Тоже от Труссарди, — кивнула Аня, — только он на тебя не влезет.

— Откуда ты знаешь, — скривилась женщина, — сейчас примерю, а подруги… — она оглянулась назад, — подруги скажут: идет он мне или нет. Давай снимай!

Женщина начала расстегивать пуговицы на груди своего платья.

— Да не нужны мне твои лохмотья, — начала обходить ее Аня.

Но высокая преградила ей путь.

— Ты здесь и пяти минут не находишься, а уже хамишь. И вообще таких чистеньких здесь не любят. Сейчас отдам тебя Отелло, и ты станешь такой же черной, как и она.

Только сейчас Аня заметила, что одна из тех двух женщин, которые крутились за спиной старосты камеры, — негритянка лет тридцати со множеством тонюсеньких косичек на голове.

— Ты, небось, впервые в тюряге? — спросила высокая.

— Приходилось сидеть, — ответила девушка.

— И где?

— В России.

И, опережая следующий вопрос, добавила:

— За хранение наркотиков, подделку валюты и за покушение на убийство. В Петербурге это было.

— В Сибири? — выдохнула удивленная староста камеры.

А негритянка поежилась.

— Не совсем, — серьезно ответила Аня, — но в общем-то неподалеку.

Женщины расступились, и Аня прошла внутрь. Здесь стоял стол, похожий на обеденный, и на нем лежали журналы.

— Я внизу сплю, — показала рукой высокая, — и ты давай тоже. Сейчас Отелло свое заберет и тебе постелит. А ты рассказывай, как там в России.

Все расселись по своим койкам. Аня тоже залезла с ногами на приготовленную для нее постель. Не зная, о чем говорить, она начала рассказывать о том, как жила с мамой, как за ней ухаживал красавец из богатой семьи, как он собирался сделать ей предложение…

— Еще бы, — подтвердила высокая, — ты вон какая королева — прямо с обложки.

— А потом он меня бросил, женился на другой, а меня сдал в полицию.

В камере наступила тишина. Только что-то прошептала Отелло на африканском наречии.

— Ты его убила? — спросила тихо староста камеры.

Аня покачала головой.

— Я его любила, — ответила она.

— Все мужики сволочи и канальи! — раздался сверху торопливый голос третьей сокамерницы, — вот меня один тоже бросил. В Вероне это было…

— Заткнись! — приказала высокая, — кому ты нужна? Погляди на себя в зеркало! Давай дальше, подруга!

Это уже относилось к Ане. Но она молчала: только сейчас вдруг поняла, что попала сюда не случайно — может быть, а скорее всего, так оно и есть: Шарманщиков и Саша выиграли в казино крупную сумму, а владелец — как его там? — Джованни Римини — сдал их в полицию, а заодно указал на их сообщницу. Другого варианта быть не может. И неожиданно для себя Аня произнесла:

Улыбнулась и пропела: