Сняли мы дом. Забрали Николая из госпиталя. Он ничего не понимает, кто рядом, почти ничего не слышит и не говорит вовсе. Я у его кровати целыми днями, а ночью мама его. Я романсы и песни пою, Елизавета Александровна гладит его руку, а когда он не спит, вспоминает вслух, как они жили в Петербурге. Однажды утром я опять запела, смотрю, он глаза закрыл и слезы у него катятся. Хочу Елизавету Александровну позвать, а не могу — голос пропал. Вдруг Николай говорит: «Что же Вы замолчали, милая барышня? Может, сейчас Ваш попугай вытянет для меня счастливый билетик». А мама его в дверях уже стоит. Кинулась она его целовать, а я пошла плакать на кухню. Потом Елизавета Александровна пришла: «Он Вас зовет, ступайте к нему». Подошла и на грудь ему голову положила. Он гладит меня и улыбается: «Отросли у Вас волосы, значит все будет хорошо».
Потом мы его ходить учили. Поздней осенью поехали в Крым. Там жили, а потом на пароходе в Румынию. На пароходе познакомились с генералом Щербатовым, который собирал по всей России деньги для белого движения. Он и ехал с огромным сундуком, который с трудом четверо здоровых казаков таскали. В Бухаресте он предложил жить в его доме, который король Михай ему предоставил. Но в Румынии жили недолго, с Николаем мы там обвенчались. Потом Щербатов перебрался в Ниццу, в квартиру, подаренную ему румынским монархом. С ним ехала жена, сундук, четверо казаков и мы втроем. Выделил он нам комнату, жили мы там тихо и скромно. Гуляли по набережной, я Николаю книги читала, пела, разумеется, казаки своим песням научили, а когда я их пела, то они под дверью сидели и ревели, как малые дети.
И вот однажды пришел к Щербатову гость. Приехал из Парижа князь Иван Александрович Барятинский, который недавно овдовел… Генерал стол накрыл и нас пригласил: дескать, внук того самого Радецкого, что на Шипке и так далее. Сели, помолились, к трапезе приступили. Только гость не ест, на меня смотрит. Точнее, на крестик с цепочкой, что на мне! Не выдержал и спросил:
— Анна Ивановна, Вы в Петербурге где проживали?
А я боюсь правду сказать, молчу, а слезы в тарелку с окрошкой кап-кап.
— Признайся: ты же Анечка Федотова!
Я головой кивнула и побежала в нашу комнату рыдать.
Князь поднялся и произнес:
— Господа, это моя родная дочь!
Все пораженные молчали, а казаки, что за столом прислуживали, сказали:
— Вишь как!
Вот и получилось, что я — нищенка и уличная плясунья вроде Эсмеральды стала графиней Анной Ивановной Радецкой, урожденной княжной Барятинской.
Иван Иванович уехал из Парижа навсегда, купил дом в Ницце, где мы вчетвером зажили. Но в тридцать первом году князь умер во сне, похоронили мы его, а вскорости продали дом и купили вот это поместье, потому что Елизавете Александровне был вреден морской воздух и врачи посоветовали ей жить поближе к горам. Но в тридцать девятом Бог прибрал и ее. Детей у нас с мужем не было, наверное, оттого, что я тифом переболела, или по другой причине. Но так получилось, что я последняя из рода Барятинских и последняя, кто носит фамилию Радецких. Два славных рода на мне и обрываются.
Старуха замолчала. Потом крикнула:
— Сабрина, поди сюда!
И тут поняла, что позвала прислугу по-русски.
— Дают же людям кошачьи имена, — снова по-русски произнесла княгиня негромко, потом перекрестилась, — прости меня, грешную.
И позвала уже по-итальянски:
— Сабрина, подогрей нам чай и варенья еще принеси.
Аня сидела как на иголках, ей хотелось рассказать хозяйке то, что известно ей. Но это было так невероятно, что старуха вряд ли поверит, да и девушка не могла представить таких случайных совпадений.
И все же она спросила:
— Вашего младшего брата звали Иваном?
— Иваном, — подтвердила графиня Радецкая, — а разве я не говорила?
— Нет, Вы не сказали.
— Тогда откуда тебе известно?
Аня покачала головой:
— Я пока ничего не знаю, но надо проверить кое-что.
Она достала из сумочки мобильный телефон и набрала номер Константина Ивановича, но в последний момент нажала на сброс. Позвонила синьору Оливетти, но трубку сняла Франческа.
— Я у русской княгини, — сказала Аня, — не мог бы Паоло приехать за мной?
Вечером она попыталась связаться с Константином Ивановичем, но его телефон не отвечал. Сашин аппарат тоже. И на следующий день молчал, и через два дня, и через четыре. И тогда Аня начала волноваться. Очень сильно причем.
Молодой человек вошел в гостиничный номер и плотно затворил за собой дверь.
Читать дальше