Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

Константин Иванович обнял плачущую девушку и повел к машине, а следом выскочили с пакетами продавщицы. Выскочили и замерли, пораженные, увидев сверкающий «Бентли». Им все стало ясно: бедная Золушка нашла принца, пусть престарелого — так даже лучше, но зато настоящего миллиардера, может быть, даже графа.

Они едва успели в «Ла Скала», чтобы посмотреть «Сельскую честь». Нашли свои места в центре седьмого ряда. Сцена была совсем рядом, но Саша взял с собой бинокль. По партеру и по ложам перекатывался блеск бриллиантов. Даже когда погасили свет, вокруг продолжали мерцать гаснущие звезды. Зазвучала увертюра, потом подняли занавес. Вскоре Саша, перегнувшись через девушку, прошептал Шарманщикову:

— Я того мужика знаю.

И показал пальцем на сцену.

— Это — Паваротти, — оттолкнула его Анечка.

Ночью она не могла заснуть. Все ее сны остались в России, в залитом дождями городе, в сумрачной пустой квартире, где шуршат по углам в поисках выхода брошенные кем-то воспоминания. Там хлещут черные ветки тополей по стенам старого дома, прячутся под козырьки крыш мокрые голуби и скрипят ржавые качели, на которых, устав от безысходности, примостилась чья-то неприкаянная душа.

Аня сидела на подоконнике гостиничного номера, смотря сквозь стекло на освещенный город, внизу проносились автомобили, но было так тихо, что слышно было, кондиционер под потолком выдыхает дистиллированный воздух.

Под утро она все-таки задремала и, когда услышала осторожный стук в дверь, крикнула:

— Заходи, мама! Почему ты стучишь?

Открыла глаза и не поняла сразу, где находится, спрыгнула с подоконника и рухнула на ковер, устилающий пол, не чувствуя затекших ног. Возле кровати аккуратно стояли украшенные фианитами туфельки — они были красивые, но чужие, как небо за окном, как этот прекрасный и незнакомый город. Как было бы здорово крепко зажмуриться, а потом открыть глаза и увидеть себя сидящей в странном автомобиле, который смастерил сосед дядя Андрюша со своим сыном; дорога несется навстречу, и дух замирает от неизведанной прежде скорости.

— Анечка, — прозвучал за дверью мужской голос, — Вы не против прокатиться в Монте-Карло? Это, оказывается, совсем рядом.

— С радостью, — ответила девушка.

Но именно радости у нее было меньше всего.

А через сутки уже в другом отеле, на сей раз уже в Монако, она бросилась на кровать, слыша в ушах нескончаемый перестук спешащего куда-то шарика рулетки. Бессмысленная судьба носится по кругу, выбирая, куда бы лучше упасть и отдохнуть, но механический пинок посылает тебя дальше, не давая успокоиться или выбрать для себя иную участь, спешить, не зная, что ждет впереди: черное или красное, чет или нечет, а может, кинуться к началу всего, к небытию — упасть на поле зеро, начать все с нуля, с единственной цифры, похожей на поцелуй горячего дыхания, отпечатанный на замороженном стекле окна в другой мир, за которым вечная весна и счастье. Но прекрасный мир нереален, и даже имени ему нет, не говоря уже о дороге туда.

Солнце било в окна, и когда Аня раздвинула балконные двери, в комнату ворвался морской воздух и крик чаек. Внизу была неширокая гавань Монако, длинный пирс, разделяющий ее, с двух сторон которого сгрудились яхты. Улица, ведущая от отеля, сбегала к морю, где на набережной начиналась петля Гран При, чуть дальше район казино и непосредственно Монте-Карло. Аня рассматривала густо застроенный городок и удивлялась: она всегда считала, что Монако и Монте-Карло — это один и тот же город, а выяснилось, что нет: в княжестве кроме Монте-Карло есть еще город Фонвьей — это промышленный регион Монако, город Ла-Кондамин и город Ларвотт. Правда, местным жителям и самим неудобно считать их городами и потому называют эти местечки регионами или административными округами, хотя трудно понять, где кончается один и начинается другой — настолько все плотно застроено. Удивительно, сколько домов вокруг, есть уже высотные здания, а населения в княжестве меньше тридцати тысяч. И все же на протяжении трехмильной береговой полосы княжества столько автомобилей и яхт, переполненных молодыми и не очень людьми, столько праздношатающихся или загорающих на пляжах, что кажется — это густо населенный город, в котором можно заблудиться или потеряться в толпе!

На самом деле народу на пляже было не так много, а в море вообще никто не купался — температура воды была двадцать градусов, если верить табличке, выставленной для того, чтобы предостеречь отчаянных смельчаков. Аня присела на лежак под зонтиком, не рискуя лечь, стесняясь своего откровенного бикини, приобретенного в Милане. Огляделась по сторонам: никто вроде на нее не глазеет; успокоившись немного, достала из сумочки купленную на букинистическом развале книгу. Она взяла ее совершенно случайно и даже не думала покупать, но седой старик-продавец, очень похожий на Карла Маркса, воскликнул: «Какой у Вас вкус, мадемуазель! Я думал, что молодежь уже не читает Базена». Только тогда она посмотрела на обложку: Эрве Базен, «Счастливцы с острова «Отчаяния», отдала старику сто франков и поспешила перебежать дорогу, пока поблизости не было какого-нибудь «феррари» или «лотуса».