Алексей Винокуров - Темные вершины [litres]

– Даю обет бедности, отрекаюсь от имущества своего, от родственных и иных связей, – говорила она, глядя в листок. – В жизни моей и смерти отныне волен лишь Великий магистр и командоры Ордена. Клянусь исполнять все приказы Магистра и вышестоящих братьев без обсуждения и размышлений. Клянусь отдать все силы для уничтожения богомерзкого царства Мертвеца и слуг его, триумвиров. Клянусь прервать бесчеловечную цепь перерождений базилевса и тем освободить мою родину и весь мир от темной власти Сатаны… Да будет так!

– Все верно, – заметил Василий. – Только «да будет так!» – это не ты скажешь, это великий приор, который тебя посвящать станет. И еще мечом по плечу огреет – не больно, но чувствительно. А бумажку ты сожги – не ровен час кто обнаружит.

Настя прижала руки к груди, глаза ее горели.

– Даже не верится, что буду рыцарем, – сказала она. – Вот бы бабуля-покойница порадовалась.

– Да, это тебе не гусей в мировом океане купать, это дело серьезное… – снова кивнул Василий.

Василий знал, что говорил. Несмотря на невысокий социальный статус – до сих пор, кажется, в стране нашей не установили ни одного памятника слесарю-сантехнику, – в Ордене он занимал видное место. Проще говоря, без него Орден был как без рук: в городе часто ломался ветхий уже и редко чинимый водопровод. И хотя Орден был организацией чрезвычайно могущественной, своими силами справиться с канализацией он не мог – ибо это стихия первобытная, изначальная, не подчиненная даже высокой магии.

Читатель, конечно, спросит, что же это за орден такой, о котором столько разговоров, но нет никаких вещественных доказательств его существования – даже свидетельства о госрегистрации не имеется? К сожалению, ничего определенного сказать мы тут не можем, разве что взяться пересказывать все те же слухи и домыслы, о которых вы, наверное, и так осведомлены не хуже нашего.

Единственное, о чем, пожалуй, все-таки можно упомянуть, так это то, что Орден был делом настолько тайным, что никто толком даже не знал, как именно он называется – не исключая его сквайров, капелланов, рыцарей и даже, чем черт не шутит, самого Великого магистра. Может, он и вовсе никак не назывался – по той простой причине, что это был единственный орден в стране, да и вообще единственное тайное общество, если не считать за таковые незаконные казино, у которых есть свои рыцари, за лишнюю фишку готовые удавить весь видимый и невидимый мир.

Конспирация тут была настолько высокая, что даже те члены Ордена, кто знал друг друга в лицо, не знали настоящих имен своих товарищей. Так что и Василий был не Василий, и Настя – не Настя, и если уж правду говорить, то и канализация была не канализация, а тайный канал пневмопочты для быстрой доставки сообщений.

Пневмопочта по нынешним временам – дело крайне редкое. Для чего, спросит кто-то, было разводить такую экзотику на ровном месте, если есть телефоны и интернет?

К сожалению, для нужд тайного ордена и то и другое подходило плохо. О том, что в стране прослушиваются телефоны и просматривается электронная почта, знали все – исключая, пожалуй, народ. Народ почему-то упорно верил, что жульничать может только он сам, а все остальные будут играть с ним честно. Эта убежденность народа, что именно он самый ушлый и всех в конце концов надует, была главной его верой на протяжении столетий. Рядом с этой верой меркли учения Христа, Будды и Магомета, не говоря уже об эволюционной теории Дарвина.

Так или иначе, самым надежным средством связи, как ни странно, оказалась простая пересылка сведений на бумаге, упакованной в специальные тубы. Оттого-то и работала круглосуточно пневмопочта, тугой паутиной соединяя отдаленные концы города, а там, где не доходила сеть, сновали незаметные курьеры – уполномоченные рыцари Ордена. Рыцарей этих сложно было убить, еще сложнее – поймать, и уж совсем невозможно было заставить их выдать доверенные им тайны. Гонцы-рыцари знали многие хитрости и уж такой простой трюк, как откусывание себе языка с последующим захлебыванием собственной кровью, исполняли не задумываясь. Во многом знании есть много печали, говаривал когда-то Шломо Иедидиа, и гонцы, словно подтверждая старые еврейские пересуды, были, пожалуй, самыми печальными людьми на свете…

Один из таких рыцарей уже поднимался по лестнице дома на Усиевича – они всегда поднимались по лестнице, эти рыцари, даже если лифт работал, такова уж была техника безопасности. Именно поэтому, наверное, среди гонцов совсем не было тучных людей: тысячи, десятки тысяч ступеней преодолевали они ежедневно, не требуя за то премий и сверхурочных, и вообще ничего не требуя, кроме права умереть за Орден.