Алексей Винокуров - Темные вершины [litres]

Дикие страсти разгорелись в социальных сетях после этой статьи.

Наиболее рьяные патриоты проклинали коварных карликов, требуя поголовно кастрировать их и сослать на необитаемые острова в северных морях; другие, более гуманные, утверждали, что во всем виноват цирк, где служили заговорщики, а в заговор их втянули помимо своей воли; третьи доподлинно знали, что никаких гипофизарных нанистов в природе не существует, карлики – лишь прикрытие для пятой колонны, всюду мечтающей нагадить и навести свои порядки.

Но не ради нанистов, пусть и трижды гипофизарных, хранил Приметливый газету, нет. На листке этом желтом, на оборотной стороне была маленькая заметка о том, что начиная со следующего месяца пенсионные выплаты отменяются вплоть до особого распоряжения правительства. Заметка эта была жирно выделена фломастером, да так и осталась на тумбочке возле дедовой постели, где ее и нашел Приметливый, вернувшись после шестимесячной командировки.

Дедушка его стал не единственной жертвой пенсионной реформы. Многие одинокие старики тихо умерли в своих квартирах от голода и холода: даже за коммунальные услуги платить им было нечем, и квартиры их отключали от воды и отопления, а некоторых даже выгоняли на улицу.

Впрочем, не все пенсионеры расстались с жизнью легко. Некоторые постояли за себя, взбунтовались, приспособились даже: сидели с шапкой вдоль дорог, собирали милостыню по поездам с гармошками, воровали в магазинах еду. Наиболее находчивые просто ложились под окнами жилых домов и дико кричали во весь голос – до тех пор, пока им не давали чего-нибудь, лишь бы наконец умолкли.

Но дед был гордый: ни воровать, ни просить милостыню он не решился и умер от истощения в собственной постели. И хотя пенсионный эксперимент признали удачным, серьезно разгрузившим бюджет, но закон о выплатах все-таки отменили, пенсии вернули назад, хоть и поурезанными немного. Однако деду это было уже все равно, дед до этого не дожил.

Вот почему Приметливый был здесь, на чердаке. Аккуратно собрав и установив чудовищное свое оружие, он терпеливо дожидался, когда на крыше в двух километрах от него появится Чубакка Рыжий. Пусть снайперская пуля объяснит ему теперь, объяснит просто и доступно, что такое пенсионные выплаты и голодная смерть тысяч стариков.

Приметливый поглядел на часы – Чубакка уже должен был выйти на крышу. Что его задержало: внезапный вызов к базилевсу, государственные дела, еще какая-то чертовщина? Он хотел закончить все сегодня, не хотел снова возвращаться сюда со смертельной стрекозой в музыкальном футляре…

За спиной скрипнула половица. Приметливый вздрогнул: он не запер чердак изнутри!

Кляня свою забывчивость, мгновенно обернулся, выполнил кувырок и подкат, сбил стоящего возле люка человека, с грохотом опрокинул на пол. В следующий миг уже прижимал локтем горло врагу, так что ни пикнуть, ни вздохнуть, а в правой руке его посверкивал ядовитым жалом нож разведчика, плавал над глазами незваного гостя.

Человек под локтем тихо хрипнул. Приметливый пригляделся – незагорелое нежное лицо, острые скулы, вздернутый носик, брови вразлет, глаза цвета бледного, небесного…

– Ты кто такая? – прошипел он, не убирая ножа.

Девушка под локтем хрипнула еще раз. Он секунду подумал и ослабил давление на горло. Она закашляла, заперхала. Он подождал несколько секунд, повторил вопрос.

– Кто, отвечай?!

– Я… кх-кх… я Настя.

– Какая еще Настя? На Чубакку работаешь?

– Д-да…

Он не ждал такой откровенности, чертыхнулся, прижал ей лезвием сонную артерию, готовый в любой момент полоснуть.

– Н-нет, – проговорила она, – не надо. Я не на него, я у него. Уборщицей.

Он коротко оскалил зубы.

– Уборщицей? Так я тебе и поверил… Как ты меня вычислила?

Она смотрела на него прямо, неотрывно, и он почувствовал, что руки его слабеют.

– Не убивай Чубакку, – вдруг сказала она.

– А тебе-то что? – опешил он.

– Потому что у нас на него свои планы.

Секунду он смотрел на нее изумленно.

– У нас? У кого это – у нас? – спросил Приметливый. – Кто вы вообще такие?

– Мы – это Орден…

Чубакка Рыжий стоял на крыше башни «Коалиция», смотрел под ноги, вниз, в серую мглу.

– Мы рождены, чтоб сказку сделать пылью, преодолеть границы бытия… – сквозь зубы напевал он. Напевал неточно, слегка фальшивя, но искренне, с чувством. – Нам дал Мертвец стальные руки-крылья, а вместо сердца не дал ничего…

Сто двенадцать этажей пустоты было у него под ногами, и черное всевидящее око Саурона над головой. Око пялилось в недужный рассвет, трепетало на ветру тощей жестью, издавало жалобные консервные звуки.