Рейчел Джойс - Золотой жук мисс Бенсон [litres]

– Вы, конечно, правы, требуя, чтобы вас отсюда выпустили, – сказал консул. – Я, например, не вижу причин для вашего задержания, поскольку месяц назад вас даже на острове еще не было. Кстати, ваш паспорт уже у меня. Где вы остановились?

– Нигде. Я был намерен сразу на север поехать. Вам известно название того города, который находится на самой северной оконечности острова?

Но британский консул его уже не слушал: едва открыв паспорт Мундика, он удивленно уставился на одну из страниц и воскликнул:

– Но у вас же визы нет! А без визы вы вообще не имеете права оставаться в Новой Каледонии. Не представляю, как это полиция вас проворонила. Так, дайте-ка подумать. Возможно, мне удастся дернуть за кое-какие ниточки. Это самое большее, что я могу для вас сделать – ведь скоро праздник, все будет закрыто.

– Какой праздник?

Британский консул рассмеялся.

– Боже мой! Вы что, забыли, дорогой мой, что скоро Рождество? Короче, через неделю обратитесь в британское консульство.

– А нельзя ли мне поехать на север без визы?

– К сожалению, нет. Тут к подобным вещам весьма строго относятся. – Британский консул встал, по-прежнему держа в руках паспорт Мундика. А тот без паспорта чувствовал себя каким-то чересчур свободным, точно сорвавшимся с привязи. И потом, он не знал, сможет ли вообще выжить без паспорта.

– И что же мне теперь делать? – спросил он.

– Наслаждайтесь прекрасной погодой. А если возникнут какие-то проблемы, то вот мой домашний адрес. Но все-таки нужно как-то сдерживать свой темперамент, мистер Мундик. Мне сказали, что вы слишком часто кричите. Теперь у вас нет ни малейшей необходимости так себя вести.

– Да, сэр.

– Вот и молодец.

Они пожали друг другу руки, и британский консул протянул Мундику двадцать франков – на всякий случай. Затем он поспешно удалился, оставив дверь комнаты, где они беседовали, настежь открытой. Из двери в комнату вливалось столько яркого солнечного света, что Мундик даже попятился. Все вокруг казалось ему либо непроницаемо черным, либо ослепительно-белым. Однако теперь он был свободен. Он мог идти, куда захочет – в точности как тогда, в Сонгкураи, когда пришли союзники и всех освободили. Он помнил, как стоял тогда в толпе других узников лагеря и смотрел, как охранников, превративших их жизнь в ад, строем уводят прочь, а какой-то австралиец рядом с ним засмеялся и сказал: «Вот теперь пусть сами такой жизни попробуют!»

Но война не закончилась, когда кем-то там всего лишь был подписан мирный договор. Она засела у Мундика внутри. А когда у тебя внутри застрянет такая страшная вещь, как война, от нее уже никогда не избавиться.

Мундик нашел парикмахера и решил наголо обрить себе голову. После этого он вновь почувствовал себя чистым, свежим и готовым поесть. Грузчики у причала выгружали с какого-то нового судна кипы газет, громко предлагая их прохожим: «Британские газеты! Британские газеты, только что из Великобритании! Vous voulez? [31] »

Но Мундик даже не остановился. Плевать он хотел на новости из Великобритании. Меньше всего он хотел сейчас прочесть какую-нибудь очередную историю бывшего военнопленного, который не выдержал «мирной жизни» и повесился. Он хотел одного: получить обратно свой паспорт и отправиться на поиски мисс Бенсон.

Едва стала известна криминальная история с участием Нэнси Коллетт, как британские газеты принялись неустанно сообщать все новые и новые ее подробности.

Сама Нэнси представала в их репортажах как строптивая, холодная и расчетливая особа. В «Санди Мейл» была помещена ее старая фотография – они с мужем пьют чай в окружении шимпанзе. Как ни странно, на этой фотографии она не выглядела ни строптивой, ни холодной, ни расчетливой. Обыкновенная молодая женщина; голова у нее обвита каким-то пестрым шарфом, и она вместе с мужем ест мороженое, и оба смеются.

Еще одна фотография Нэнси Коллетт появилась на первой полосе газет «Дейли Миррор», «Йоркшир Ивнинг Пост» и «Санди Диспетч». На ней Нэнси была почти неузнаваема – это, видимо, было еще до того, как она перекрасила волосы. Но и здесь она выглядела самой обыкновенной, даже простенькой. На ней была шляпка с какими-то пластмассовыми вишенками, и если что в ее внешности и бросалось в глаза, так эта нелепая шляпка.

Третья фотография, сделанная в день свадьбы Нэнси, была представлена в «Таймс», в «Дейли Скетч» и в «Манчестер Ивнинг Ньюз». Лицо ее было скрыто букетом цветов, и она стояла под руку с мужем (ныне покойным Персивалем Коллеттом сорока двух лет), одетым в свадебный костюм. Рядом с ним Нэнси выглядела очень молоденькой. У нее были симпатичные, по-детски пухлые щечки, и от волнения она даже на цыпочки приподнялась.