– Два стаканчика, пожалуйста.
Он уставился на высившуюся на тележке пирамиду кексов и коржиков.
– И два коржика, будьте так добры.
Джек взял у буфетчицы чай и коржики и присел на пластиковый стул рядом со мной.
– Боооже, Сол! – Он откусил кусок коржика с изюмом и запил его чаем.
Мы помолчали. Я все еще плакал. В последний раз мы с Джеком виделись во французском бистро, в тот день, когда он съел большую часть моих мидий, а потом заставил меня заплатить за вторую порцию хлеба.
– Нет, – возразил он, – это был не последний раз.
Джек отставил чай и накрыл мою руку своей. Ладонь его была неестественно горячей – нагрелась от пластикового стаканчика.
– Я теперь отец, – сказал я ему.
– Да-да. Я все знаю об этой трагедии. Это случилось много лет назад.
– Правда?
– Сам знаешь.
Джек вгрызся в коржик, а второй протянул мне.
Я не стал рассказывать ему о том, что лицо Айзека вернулось ко мне в одну из длинных бессонных ночей на Юстон-роуд. В одну из тех ночей, что тянулись сквозь послевоенную Германию, сквозь Массачусетс девяностых, сквозь двор в Бетнал-грин и Западный Берлин 1979-го, где я купил отцу раннее издание «Манифеста коммунистической партии». Я отдал за него всю стипендию, и после у меня не осталось ни гроша. В конце семестра брату пришлось выслать мне билет на поезд, чтобы я смог добраться домой из Кембриджа.
Я придвинул свой коржик к Джеку.
– Можешь и мой съесть. Я питаюсь морфином.
– Я в хорошей форме. – Левой рукой он легонько похлопал себя по животу, а правой все еще сжимал мои пальцы.
– Знаешь, Сол, я недавно вернулся из Восточной Германии. Из Цвиккау, если быть точным. Раньше там находился автозавод, на котором выпускали «Трабанты». Мне нужно было сделать репортаж об автомобильной ярмарке. Там, кстати, и несколько «Трабантов» было представлено.
– Да, – кивнул я. – В Восточной Германии «Трабант» – популярный семейный автомобиль.
– Раньше был, – подхватил он. – Я там взял интервью у одной молодой женщины. Ей «траби» достался от бабушки. Та купила его в конце пятидесятых, и это было одно из самых ценных ее приобретений.
– Как ее звали?
– Забыл. А почему ты спрашиваешь?
– Не Луна?
– Такое имя я бы запомнил. Интересно с ней было общаться.
Джек начал рассказывать о «Трабантах», которые видел на ярмарке. И отпустил какую-то шутку о том, что их дизайн не менялся годами.
– Ты должен понять, – сказал я, взяв свой чай, на поверхности которого теперь осела молочная пенка, – Запад прекратил экспорт стали в ГДР, а собственных ресурсов у них не было. Это был гениальный проект. Первый автомобиль, изготовленный из переработанных материалов.
– Все-таки ты сын своего отца, – Джек сжал мою ладонь. – Как ты себя чувствуешь, друг мой?
Болтать мне не хотелось. Унылый звук, с которым резиновые колеса тележки скребли о линолеум, мог бы стать прекрасным саундтреком к концу света. Иногда буфетчице не удавалось удержать тележку, и та с шумом билась о стену и углы кроватей. В моем новом ужасном мире эти звуки заменяли плеск водопада и крики попугаев.
– Могла бы развозить чай в «траби», – шепнул мне Джек. – У него хотя бы руль есть.
Я отклонил голову и уперся затылком в стену.
– Когда мы виделись в последний раз, ты съел весь мой обед и заставил меня заплатить за дополнительную порцию хлеба.
– Это был не последний раз. Но да, в тот день все и началось. Помнишь, что произошло, когда мы вернулись домой?
– Нет.
– Меня вырвало из-за того, что я наелся нераскрывшихся мидий.
– Ты же собирался играть в теннис.
– После я принял душ и лег в постель.
– И я лег в постель вместе с тобой.
– Верно.
– Я думал, ты неспособен любить, – заметил я.
– Наверное, в те дни так и было.
– А теперь у тебя есть кто-нибудь?
Тележка с чаем снова ударилась о стену. И еще раз.
– О да. Еще как. А у тебя, Сол?
– Я постоянно занимаюсь сексом, но не знаю, когда это происходит – тридцать лет или три месяца назад. По-моему, моя сексуальная жизнь растянулась на все временные пласты, в которых я существую. Впрочем, до падения Берлинской стены в моей жизни и правда было много секса. А дальше все видится как-то расплывчато. Кажется, при социал-демократах я занимался сексом куда реже, чем при авторитарном режиме.
– Что ж, – ответил Джек, – скорее поправляйся и начинай заниматься сексом чаще.
Выждав пару минут, он сунул второй коржик себе в карман. А потом сказал:
– Вообще-то я пришел выразить соболезнования по поводу смерти твоего отца.
Читать дальше