Дебора Леви - Человек, который видел все [litres]

Я ответил, что мне они не нужны, потому что отец умирал уже много раз. Я даже привык к этому: он умирал, возвращался к жизни, а потом умирал снова. Джек попросил объяснить, что я имею в виду.

– Это невольное мыслепреступление, – ответил я. – Сталин знал в них толк и мечтал уничтожить всех, с кем такое случается. То есть всех нас.

– М-да. Что ж, Сол, на этот раз твой отец определенно умер. Очень жаль, что он не приедет к нам в сад собирать яблоки.

Я слышал, как Дженнифер разговаривает по телефону в коридоре. На ней были голубые замшевые туфли и брючный костюм того же цвета. Она объяснила, что созванивалась с Мэттом – договориться насчет похорон. Я заметил (снова), что отец умирал уже много раз. Более того, на первых его похоронах, состоявшихся почти тридцать лет назад, на ней был тот же костюм.

– Точно.

Похоже, эта информация не слишком ее заинтересовала.

– Здравствуй, Джек.

– Привет, Дженнифер.

Они начали перешептываться, будто бы меня в комнате не было.

Джек нес какую-то бессмыслицу:

– Ему кажется, что он снова ходит.

У Дженнифер глаза были на мокром месте. Я вспомнил, что ее собственный отец умер, когда ей было двенадцать. Мне захотелось сказать что-нибудь ей в поддержку, но я не знал, с чего начать. Мы с ней всю жизнь бегали от нашей взаимной любви. Так что я решил лучше поговорить о ее творчестве.

– Расскажи мне (снова), чем ты занималась после своей выпускной выставки.

– Это было так давно.

– Правда?

– Да, – вклинился Джек. – Почти тридцать лет назад.

– На последнем курсе меня занимала тема мужской красоты, – сказала Дженнифер. – По большей части благодаря тебе. Сейчас я не слишком хорошо помню тот период. Кажется, я разглядывала статуи атлетов, богов, воинов и гермафродитов. Мужчин и мальчиков с пухлыми губами, тонкими талиями, маленькими пенисами, умащенными маслом волосами, изящными пальцами на ногах. Вглядывалась в донателловского Давида, я пыталась понять, пенис ли делает мужчину мужчиной.

– Всегда знал, что тебе нравился мой пенис.

Она рассмеялась.

– Это верно.

Возле нас возник Райнер.

– Приношу вам свои соболезнования, – сказал он.

– Райнер, мы как раз говорили о моем пенисе.

Сквозь давно не мытые больничные окна в комнату лезли солнечные лучи. Райнер расхохотался. А вслед за ним засмеялись Дженнифер и Джек. Кажется, все они были намного счастливее меня. Дженнифер опустила взгляд на мои босые ступни. Наверное, хотела изучить, достаточно ли гармоничны и изящны пальцы у меня на ногах.

– Да, я ведь вот что хотела сказать. Тут твои племянники пришли.

В паре стульев от нас сидели двое подростков в школьной форме. Они играли в карты. Дженнифер и Райнер исчезли в стене. Я зажмурился и попытался нашарить волосы. Но, поскольку найти их мне не удалось, я тронул колени и открыл глаза. Возле моего уха оказались губы Джека, сообщившие мне важнейшую информацию.

– Их зовут Дэвид и Элайджа.

– Привет, Карл Томас, – сказала я младшему мальчику по-немецки.

– Я не Карл Томас. Я Элайджа. Сын Мэтта.

Я снова переключился на английский, хотя находился сейчас явно не в Британии.

– Вы разве не должны быть в школе?

– Ага. – Старший кивнул. На вид ему было лет семнадцать.

– Но папа велел нам прийти сюда.

– Итак, Карл Томас, – я наклонился над ним и заметил, что среди его карт притаился козырь, – ты выучил десять заповедей социалистической морали?

– Что это такое?

– Ты разве не состоишь в молодежной бригаде? В «Юных пионерах» или Союзе свободной немецкой молодежи?

– Я англичанин, – сказал он. – И меня зовут Элайджа.

– Вас отправляют на уборку аварийных зданий? Ты, наверное, забираешься на крыши и там что-нибудь ремонтируешь?

– Крышу у нас чинит отец.

Старший мальчик в школьной форме кивнул. Волосы у него были выкрашены в зеленый, а ногти – в разные оттенки голубого и фиолетового.

– Я Дэвид. Что за заповеди мы должны были выучить?

– Обещаем бороться против эксплуатации человека человеком…

– Как по мне, звучит неплохо.

Я взглянул на его брата, размышлявшего, не пора ли уже пустить в дело козырь.

– Элайджа, тебе разве не хотелось бы чувствовать себя частью чего-то большего, чем ты сам?

– Я играю в школьном театре. – Племянник выложил козырь на сиденье стула, и игра закончилась.

Зеленоволосый Дэвид сообщил мне, что после они с отцом пойдут договариваться насчет горлиц.

– Зачем вам горлицы?

– Для похорон дедушки.