Дебора Леви - Человек, который видел все [litres]

– У меня тоже был сын. Его звали Айзек.

– Мы знаем.

Мальчики старались вести себя вежливо. Собрав карты, они еще немного чинно посидели на стульях. У старшего на запястье были вытатуированы какие-то звезды и перья.

– Дэвид, есть у тебя идеи, как нам построить лучшее общество?

– Как бы нам отсюда выйти? – вставил Элайджа.

– Что вы, переживающие сейчас самые перспективные годы юности, думаете о выходе Британии из Евросоюза?

Джек указал им на расположенные за стульями двери лифта.

– Он довезет вас до выхода.

– Кстати, это мой друг Джек.

Мальчики кивнули ему. А он помахал им в ответ, будто бы был с ними знаком давным-давно. Я проводил племянников до лифта.

– Отец не запрещает тебе красить волосы и ногти?

– Неа, – Дэвид потряс зелеными кудрями. – Говорит, с вами он к этому давно привык.

Ярко-голубым ногтем он надавил на кнопку вызова.

Я был очень рад их повидать. Гораздо больше, чем они меня. – Может, скоро вместе в карты поиграем. Передавайте привет матери.

Зеленоволосый Дэвид вскинул бровь, которую не успел еще пока выкрасить в зеленый.

– О’кей, там видно будет.

– Лифт подан, – театрально провозгласил я, словно за ними приехал лимузин.

Попрощавшись с племянниками, я вернулся к своему другу с седым узелком на голове. Он сидел на стуле и жевал мой коржик.

– Джек, у тебя есть узы?

– Что? Узлы? В смысле – как узел на галстуке?

– Нет, семья. Ты приходишься кому-нибудь дядей? Или братом?

– Да.

– Ты никогда не рассказывал мне о своих узах.

– Ты тоже.

– Верно. Я хочу все их развязать.

Я положил голову Джеку на плечо. Он погладил меня по руке и отпил чай из стаканчика. С ним было спокойно, и я расслабился. На одном из пальцев Джека блестело причудливо украшенное кольцо с бирюзой. Серебряный ободок был холодным, и, когда Джек проводил ладонью по моему предплечью, я вздрагивал. Ногти на его пальцах были обкусаны. Поразмыслив, он снял кольцо и продолжил гладить меня по руке. От волос его пахло древесным дымом. Мне хотелось уснуть у него на плече, но я боялся, что, когда проснусь, его рядом уже не будет.

– Когда мне было двадцать восемь, я влюбился в мужчину из ГДР.

– Знаю. Мы с тобой часто говорили о Вальтере Мюллере. Кстати, в твоем саду, в Саффолке, проросли еще две яблони, которые я посадил.

Я проигнорировал попытку Джека прорасти сквозь мое недавнее прошлое.

– Вальтер Мюллер носил совершенно немодные кроссовки. У него были русые волосы до плеч. А бледно-голубые глаза постоянно за мной наблюдали. В ГДР, казалось, сам воздух был пропитан слежкой. И Вальтер не сводил с меня глаз по разным причинам. Но большей частью по политическим и любовным. Дженнифер тоже постоянно наблюдала за мной через свой объектив. Даже когда я спал. Особенно когда спал. Но Вальтер глядел на меня невооруженным глазом и видел все, на что во мне вообще стоило смотреть.

Пальцы Джека непривычно нежно поглаживали мою руку. Теперь он начал рассказывать мне о Вальтере, мне же оставалось только слушать.

– Впервые встретившись с тобой на станции Фридрихштрассе, он подумал, что в жизни не видел такой безумной красоты. Поверить не мог, что ты настоящий. Стоишь перед ним – с этими своими глазами, как из фильма «Бегущий по лезвию», и нежными губами – и жалуешься, что в Британии скверно ходят поезда.

– Да, так все и было.

– Крепко ты тогда к нему привязался.

– Привязался… Верно, в ГДР я привязывал на шею галстук, – вспомнил я. – И в прошлом году, когда ездил к Вальтеру, я тоже его повязал. Это было как раз накануне того, как Британия решила развязаться с Европой.

– Точно, – сказал Джек. – Я отвозил тебя в аэропорт. По-моему, после той встречи с Вальтером на Александерплац ты изменился. Вернулся домой куда более счастливым.

В два часа пополудни мы с Вальтером стояли на Александерплац возле Часов всемирного времени.

Я давно уже не испытывал радости от жизни. Он же явно не разделял моей возрастной меланхолии, хотя и отнесся к ней с пониманием. Я объяснил, что существую вполне нормально. Могу поддержать разговор и поспорить с друзьями в пабе, гулять по городу и производить впечатление респектабельного человека. Одежда у меня чистая, все пуговицы на месте. Никто и не догадался бы, что мне совершенно безразлично, дотяну ли я до шестидесяти. Теперь я читал в университете лекции о посткоммунистических режимах Восточной Европы. Цены на аренду жилья все росли, и мои студенты больше не снимали отдельные квартиры в центре, а жили со своими стареющими родителями. Волосы у Вальтера поредели, а лицо похудело. Теперь он носил короткий «ежик» и очки в тонкой алюминиевой оправе.