Александр Проханов - Горящие сады

— Иван, Достагир, вы здесь? — Через горящую трибуну, в своем синем плаще, большими скачками, волнуясь, ища глазами, вбегал. И навстречу ему, пылко раскрывая объятия, отводя от груди автомат, встал Достагир. Они с криком, смехом обнимались, и Кадыр Ашна грузно, отряхивая грязь с колен, шел мимо них в кабинет, устало волоча автомат.

В темноте по пустынным, липко-блестящим улицам Волкова привезли в отель. Проходя через маленький сквер, он увидел, как неловко и грузно, урча, пятится танк, тяжело въезжая под высокую чинару. Ворочается под ней, звякая гусеницами, — там, где еще недавно пестрел на земле ковер и два восточных мудреца тянули чай из пиалок, сейчас бугрилась броня и несло сгоревшей соляркой. В вестибюле, едва ступил, увидел афганских солдат, выложивших на столик ручные гранаты; груду чемоданов. Марина кинулась навстречу, ощупывала ему руки и плечи, с потемневшими, перебегавшими по его лицу глазами.

— Наконец*то! Живой? А я говорю, не поеду, пока вы не вернетесь!

— Куда вам ехать? — не понимал он, тронутый ее испугом И как будто снова в изумлении ее увидел. Неужели только утром он прилетел в весенний солнечный город, и она в машине прижалась к нему, и в этом прикосновении было для него обещание, ожидание — неужели сегодня утром?

— Приказ! — набежал маленький рязанец. — Приказ посла! Эвакуация из отеля всех наших! Всех перевезти в посольство.

— Приказ так приказ, — сказал Волков устало.

— Быстрей, — торопил рязанец. — Последний бэтээр придет. Мы с вами последние.

Волков поднялся в номер, мельком в зеркале увидел свое измученное лицо, уляпанный грязью костюм, съехавший галстук, ссадину на скуле — удар то ли о лестницу, то ли о рычаг броневика. Подхватил на локоть пальто. Смел со стола блокнот. Поискал глазами, наткнулся на подоконнике на початую бутылку портвейна, сунул в карман. Запер номер. Стал спускаться. И увидел впереди Белоусова с чемоданом, растерянного, растрепанного. Испытал к нему не раздражение, не насмешку, а желание подойти, что*то сказать дружелюбное — сам не знал что. Шел, не приближаясь, следом, давая ему спуститься.

БТР стоял у подъезда. Молчаливые смуглые усачи, по-афгански любезные, стараясь улыбаться, не выдавая тревогу, подтаскивали чемоданы, подбрасывали их вверх, окунали в люк.

Волков подсаживал Марину, не знавшую, за что ухватиться, скользнувшую рукой по мокрой броне. Дюжий детина сверху, расставив бутсы, подхватил ее, невесомо взметнул на броню, бережно опустил в круглый люк. Он же помог Белоусову. Волков протянул ему снизу ладонь, почувствовал мощный рычаг длинной, играющей бицепсами руки.

Транспортер с задраенными люками мягко мчал по Кабулу, Волков смотрел в бойницу на неузнаваемые в луче прожектора контуры города. Марина была у другого борта, он сидел к ней спиной в тусклых сумерках бронированного чрева. Кое-где раздавалась разрозненная стрельба. Улицы были пустынны. Но слышался непрерывный, исходящий из домов и подворотен гул, словно роились ульи. Булькающий, клокочущий рокот с отдельно различимыми возгласами «Аллах акбар!». Казалось, толпа, очистив проезжую часть, была еще здесь, во дворах и проулках.

Посольская ограда раздвинулась, БТР проехал и встал у стеклянного, залитого электричеством портала с автоматчиками. Выгрузились. Сотрудник посольства, утомленный, встретил их и провел в диванную.

— Последние, — сказал он. — Давайте быстренько я вас распределю по квартирам, кому где спать. Женщина, — он обратился к Марине, — вот вам номер квартиры, — протянул ей листок. — Это, знаете, там, за клубом. Там живет семья шофера. Вы, — он повернулся к Белоусову, — вы пойдете со мной. Я вас провожу, там есть свободная кровать. А вы, — он задумался, глядя на Волкова, — просто не знаю…

— Не волнуйтесь, — сказал Волков. — Я здесь на диване.

— Вот и ладно! — обрадовался сотрудник. — Здесь уже нет никого, все разместились. Здесь тепло. Как-нибудь переночуете ночку, а там, глядишь, и обратно в отель. Можно было бы и не переезжать, я думаю, — он покачал головой, осуждая все эти хлопоты, свалившиеся на его голову. — Но приказ посла!

Они с Мариной остались вдвоем в пустой огромной диванной, залитой светом, с мраморными розоватыми блесками.

— Ваш костюм… На что стал похож… — Она огладила смятый ворот с пятнами сажи. — Вы всегда во время таких переделок надеваете лучший костюм? Полагаете, без галстука садиться в броневик неприлично? — Она слабо улыбнулась, пытаясь шутить, задержав свою руку у него на затылке, и он движением головы постарался продлить это ускользающее прикосновение. — А я ужин для вас берегу. Вот, смотрите! — Марина открыла сумку, извлекла салфетку, стопку бутербродов с холодным нарезанным мясом.