Владимир Паперный - Архив Шульца [litres]

Венька достал из портфеля книжку в рваной белой суперобложке. На ней было написано “Бомарше”, ниже красным “Трилогия”, еще ниже рисунок в стиле Николая Кузьмина, мужа Татьяны Мавриной, подарившей родителям расписанную ею доску для сыра, а в самом низу слово Academia , которое, как Шуше уже объяснили, надо произносить “акадэмиа”. Венька начал читать:

– “сюзанна. Его сиятельство граф Альмавива имеет виды на твою жену, понимаешь? И рассчитывает, что для его целей комната вполне подходит. Граф мне дает приданое за то, чтобы я тайно провела с ним наедине четверть часика по старинному праву сеньора…” Ты знаешь, что это за милое право?

– И что это значит? – не понял Шуша.

– Твой любимый Сеньор.

– Что мой любимый Сеньор?

– Хочет. По старинному праву сеньора. Переспать.

– С кем?

– С Алкой. Прежде чем она достанется тебе. Комната вполне подходит.

Шуша замер. Мир снова рушился.

– Он пытался это сделать с Рикки, но опоздал. Я уже сделал из нее женщину для себя. Он поморочил ей голову несколько дней, все не решался ее раздеть. Ей надоело, и она сбежала обратно ко мне. Если не веришь, поезжай сейчас к ней, и она тебе объяснит, кто такой на самом деле твой Сеньор.

Разрушенный мир на глазах собирался во что-то новое, и это новое было непонятным, разноцветным и удивительным.

Он постучал в стену шифрованным стуком. Рикки открыла очень быстро, похоже, ей было известно, что он придет. Они вошли в комнату. Рикки потушила верхний свет, оставив только ночник. Они сели на узкую кровать рядом, но не слишком близко друг к другу. У Шуши дрожали колени.

– Давай я буду их держать, – сказала Рикки и положила ладони на его колени.

Сколько времени это продолжалось, историкам установить не удалось. Сами они потом тоже не могли вспомнить; видимо, от нескольких минут до нескольких часов. Но мы точно знаем, чем это закончилось.

Раздался звук открываемой ключом двери, и в полутемную комнату вошли двое.

Зажегся свет. Это была Нюрка, подруга Алисы, с очередным любовником. Особенно компрометирующего зрелища Нюрке с хахалем представлено не было. Хотя вид у Рикки с Шушей был растрепанный, они были одеты и сидели рядом на диване.

– Так, – сказала Нюрка мрачно. – Голубки́. Свили гнездышко.

– Мы уходим, – быстро сказала Рикки.

Тут в их краткий диалог вмешался любовник, в котором неожиданно проснулся воспитатель юношества.

– Ребята! – сказал он озабоченно. – Чем вы занимаетесь! Интересуйтесь лучше хорошими стихами! Вот, например…

Но они уже выбежали из комнаты, так и не узнав, какими стихами им следует интересоваться. Был теплый вечер. В свете ярко освещенных витрин улицы Горького толпа казалась нарядной. Теперь они шли медленно, близко друг к другу. Рикки крепко держала его за руку.

– Мама все время говорит, что я непостоянная, то одного люблю, то другого.

Шуша бросился на помощь:

– Может быть, ты всю жизнь любишь одного, просто он переселяется в разных людей.

Это было влияние Венькиных лекций – карма, сансара, реинкарнация. Сияющая Рикки смотрела на него и улыбалась.

– Значит, он теперь в тебе?

Шуша замер. Это объяснение в любви? Она меня любит?

Рикки продолжала что-то говорить, но он не слышал, поглощенный своим новым статусом объекта любви.

Они остановились перед входом в Коктейль-холл в мордвиновском корпусе Б, уже переименованном в “дом шесть”.

– Зайдем сюда, – предложил он. – Там кофе хороший.

– Я не люблю кофе. Единственный кофе, который я могу пить, это Венькин.

– Ерунда. Я знаю его рецепт – килограмм сахара и килограмм кофе на кастрюлю воды. Возьмем тебе горячий шоколад, если не любишь кофе.

С высоченного потолка свисали люстры, напоминающие перевернутых медуз, а каждая медузья нога оканчивалась светильником в форме желудя. Огромные колонны высотой в два этажа завершались капителями композитного ордера, как гордо сообщил Рикки член “клуба юных историков архитектуры”. Внизу на причудливо изогнутых стульях сидели хорошо одетые люди и пили из конических рюмок Kowboy Kocktail местного разлива.

В фильме Говорухина “Брызги шампанского” лейтенант Володька заставит таких же хорошо одетых людей стоять здесь под дулом пистолета ровно две минуты в память погибших бойцов его роты. К началу съемок интерьер уже будет безнадежно испорчен. Но в 1960-м он все еще был полон сталинской роскоши. Они поднимались по винтовой лестнице. Рикки шла впереди. От ее длинных детских ног в красных чулках невозможно было оторвать взгляд, красный цвет делал их причудливо изогнутыми, барочными, они удивительно подходили к интерьеру.