Ася Долина - У него ко мне был Нью-Йорк

Вдруг одна из тех китаянок, которым уже сделали процедуры, стала им посылать радостно воздушные поцелуи, а они начали ей так же активно и любовно отвечать.

Потом парня с девушкой увели в какие-то комнаты, а следом в салон зашли ещё человек пять китаянок и европейцы, точнее, те, кого в Америке называют просто «белыми»: седовласый мужчина, его жена средних лет и, скорее всего, их сын, напоминающий слегка накуренного героя сериала «Силиконовая долина» с ноутбуком под мышкой. Все — одной большой компанией. Они уселись на всё тот же крошечный диванчик, вокруг поставили стулья и начали громко и бурно обсуждать подробности какого-то торжественного мероприятия.

Китаянки, которым стали делать маникюр в самом начале, помахали пришедшей компании, затем все начали вставать с мест, расцеловываться в щёки, знакомиться и миловаться.

В общем, это были две семьи. Отец, мать, брат того белого мальчика в университетской толстовке и целый клан со стороны китайской девочки. Они все встретились в маникюрном салоне, чтобы познакомиться и обсудить грядущую свадьбу.

Маникюр и педикюр сделали все: бабушки, дедушки, сёстры, братья, шурины, девери и золовки. Это был такой семейный ивент. Люди готовились стать родными.

Знать, что ты занимаешь своё место на земле. Быть уместной. Понимать, что на этот раз небесный сценарист точно ничего не перепутал и происходит именно то, чему должно быть, что тебе здесь рады.

Мы мчим по трассе где-то между штатами Нью-Мексико и Колорадо, солнце освещает деревянные домики. В сухой траве пасутся ламы, груды рыжих скал — на горизонте.

Мы мчим на автомобиле в горы.

Знать, что это место на земле никому больше не принадлежит. Кому-то другому, наверное, даже не было бы на твоём месте кайфово. Хорошо в нём именно тебе. У каждого своя конфигурация счастья.

Путь к ощущению своего места под луной долог, извилист и непостижим, он у каждого свой.

Я — Элли из степного и бескрайнего американского Канзаса, злая ведьма вначале лишила меня надежды, а потом выяснилось: волшебные туфли всё это время были прямо у меня на ногах.

Быть красивой — это работа настройщика для внутреннего фортепиано. Когда до мажор вдруг впервые открывается тебе во всей своей силе. Быть красивой значит быть взрослой и знать, что принесёт удовлетворение, а на каком празднике жизни сегодня точно обойдутся без тебя.

А сейчас я совсем простая. Волосы развеваются на ветру. Свободная однотонная футболка. Джинсовые шорты, которые мне велики. Худи на случай, если придут ветра. И я даже не знаю, как я выгляжу сейчас, соответствую ли чьему-то представлению об идеале, но я точно очень красивая.

Я на своём месте.

Я ей любуюсь. Тонкая, с хрупкой и сильной спиной, словно всю жизнь — у балетного станка. С сияющими голубыми глазами. С грацией длинных рук. Легко представляю, как её кисти взлетают вверх в третью позицию. Лебединая шея. Отточенная линия подбородка. Струящийся золотистый шёлк волос. И предельно правильные черты — как будто их расставил на лице архитектор, — черты эталонной восхитительной блондинки, какой мне не быть.

Каждый день плетусь заспанным привидением с утра в школу, веду дочь на учёбу тихими улицами с их крылечками браунстоунов. И каждое утро мне навстречу выпархивает откуда ни возьмись она. Тихая фея нейборхуда лет тридцати пяти, неземной красоты соседка, точная как часы, она выходит из дома ровно в те же секунды, что и я, и наша встреча глазами неизбежна.

В Нью-Йорке принято знакомиться, и если тебе нравится человек, то самая правильная реакция — подойти, сделать комплимент и нырнуть в смолток, но я стесняюсь, как если бы была слегка влюблена. Эта девушка для меня — назовем её условно Саммер — воплощение настоящего нью-йоркского небрежного шика, помноженного на природную грацию, к тому же я — по-прежнему московская и знакомиться на улице не умею. Кто она? Редактор «Вога»? Арт-критик?

Она — кино. Её дом — сказка на первом этаже, нарочно выставленная на обозрение, словно экспонат. В январе за панорамным стеклом Саммер вырастают наряженная ёлка и искусственный снег, в феврале — сердечки Дня святого Валентина, ближе к апрелю — корзинка с пасхальными яйцами пастельных оттенков. Детали подобраны с таким вкусом, что у меня замирает сердце. И каждый вечер — торшер, книги, силуэт подтянутого мужчины на кухне.

А когда она — в идеальном бежевом тренче от Burberry — выпархивает в семь тридцать из этого своего глянцевого жилища, на поводке красуется огромная белоснежная пушистая собака с добрыми глазами, такая может быть только у волшебницы, этот зверь словно умеет говорить. А на хрупких плечах Саммер всегда — две плотные лямки рюкзака для переноски младенцев, а в переноске — грудной ребёнок, который смотрит на Бруклин сияющими голубыми глазами Саммер.