Мало кто из советских солдат, воевавших в итальянском Сопротивлении, вернулся домой. Кто-то остался после войны здесь жить, но таких были единицы, большинство же — «стали просто землей, травой». Федор Полетаев, павший смертью храбрых весной 1945-го, в битве при Канталупо, — один из немногих, чье имя стало известно [33] Настоящее имя Поэтана выяснилось лишь в начале шестидесятых, когда благодаря разысканиям историков и свидетельствам выживших партизан удалось соотнести пропавшего без вести советского солдата и героя итальянского Сопротивления.
; почти все из них так и ушли безымянными.
Но в одном можно быть уверенными: 25 апреля и 9 мая жители маленьких и больших городков на Севере Италии наденут на шеи красные партизанские платки, оставшиеся от дедов, и пойдут на могилы партизан — своих и чужих, потому что они уже давно лежат здесь вместе.
Конечно, и мы ходим на Кладбище Стальено, приносим цветы вместе с итальянцами.
Петя читал перевод на итальянский «Журавлей», который Сандро сделал в последний год своей жизни. Но я не стала доставать носовой платок, потому что бывают и хорошие слёзы; пусть текут — такими можно гордиться.
Giorgio Caproni. Лифт до рая. Когда механика становится искусством
Над самым старым вокзалом Генуи возвышается некогда роскошный отель «Мирамаре». От него ведет вверх узкая, мощенная красным кирпичом улица — на генуэзском диалекте она называется крёза, — и по ней отважно взбирается в гору то ли маленький трамвай, то ли фуникулер. Но на самом деле это не трамвай и не фуникулер, а кремальера — маленькое чудо инженерной мысли XIX века. Между рельсами проложена металлическая рейка с зубцами, а по рейке движется шестерня, закрепленная под брюшком этого небольшого транспортного средства. Этот вид механической передачи и называется кремальера, или зубчатая железная дорога.
С такими железными дорогами знакомы те, кто живет не на равнине, а выстраивает свою жизнь под крутым углом. На протяжении многих веков по склонам Альп и Пиренеев таскали грузы только ослики, но постепенно искусство механики, неотделимое в итальянской традиции от искусства вообще (вспомним Леонардо да Винчи), стало предлагать решения одно другого интереснее. И элегантные дамы в отеле «Мирамаре» обсуждали устройство реечной механической передачи между последними новостями двора и верчением столов, в то время как маленький трудолюбивый поезд крутил, крутил свою шестерню, карабкаясь на высокую гору.
Времена меняются. И если полтора века назад новости механики были вполне естественной темой для светского разговора, то сегодня мы одинаково не готовы обсуждать способ устройства ни аппарата Белла, ни айфона Стива Джобса. И мы не знаем, что фуникулер, как бы ни был он похож на только что описанную кремальеру, на самом деле принадлежит к другому типу транспорта и пользуется другим видом механической передачи.
Fune по-итальянски значит «канат» (но если угодно, то можно и по-латыни — funiculus). Фуникулер очень дешев или, в более точных терминах, он очень эффективно использует энергию. Но у него имеется один недостаток: натянутый канат не может описывать дугу и закладывать вираж. Вот почему только кремальеры с их зубчатой передачей вписываются в неровный ритм поворотов генуэзской крёзы.
Но практичные генуэзцы не могли остановиться на достигнутом и придумали еще один вид городского транспорта — лифт. Сев в него, можно сэкономить путь в пять или шесть остановок на автобусе, ползущем серпантином улиц. Лифтов в Генуе несколько, они, как правило, поместительные, со скамейками и зеркалами.
…И здесь кончается физика — и начинается метафизика, а механика вновь становится искусством. Остроумные инженерные решения облекаются в изящную форму генуэзского лифта в Кастеллетто, в котором тускло блестит позолота и в глубине матовых зеркал еще можно разглядеть элегантных дам из отеля «Мирамаре», совершающих свое первое путешествие на лифте — ради науки и ради приключений.
Лифт возносит всех желающих к бельведеру, откуда полностью виден город с башнями и куполами, и как здесь не вспомнить итальянского поэта Джорджо Капрони, который посвятил генуэзскому лифту в Кастеллетто отдельное стихотворение, вошедшее во все антологии итальянской поэзии XX века:
Перед дорогой в рай
я бы хотел убедиться,
что колокол слышу — не дождь,
бьющий по черепице.
Когда я надумаю край
земной променять на рай,
лифтом до Кастеллетто
отправлюсь, и сделаю это
ночью — ну, недосплю,
ничего, потерплю.
Отправлюсь, оставив (может,
без хлеба) двоих сирот,
как только рай позовет.
И высоко на просторе
черным свеченьем море
ресницы овеет, и… может
(может) на бельведере,
где чуточку холодней,
кто знает, среди парней
шустрых, среди красавиц,
пахнущих пудрой, цветущих,
счастья заветного ждущих,
высветит, точно встарь,
маму ночной фонарь. [34] Пер. Евгения Солоновича.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу