Кон Джиён - Суровое испытание

— Вы что-то еще хотели? — настороженно спросил он у Со Юджин, что с решительным видом шла прямо на него.

— Прошу прощения… Можно ваш сотовый на минутку?

Ей ничего не оставалось, как поумерить свой пыл и проявить учтивость. Очевидно, инспектор лихорадочно соображал, что еще она задумала.

— Сотовый, говорите? А в чем, собственно, дело?

— Надо позвонить на городской номер. Не переживайте, это не международный звонок и даже не междугородний. Надо же, какой вы дотошный… Или на это тоже требуется разрешение прокуратуры? — вспылила она и уже развернулась, чтобы уйти, но инспектор Чан неожиданно для самого себя остановил ее.

— Кажется, вы решили навечно записать меня в плохиши. Если не международный, так на здоровье! — Он протянул свой сотовый.

Co Юджин позвонила брату и попросила кого-нибудь прислать. На его вопрос, что стряслось, она, ощущая на себе взгляд Чана, невнятно пробормотала:

— Да как в прошлый раз.

Но до брата не дошло, что она имеет в виду, и пришлось выложить все как есть:

— Захлопнула машину с ключами внутри…

Естественно, ее слова достигли ушей инспектора. Возвращая ему сотовый, Со Юджин сконфуженно проговорила:

— Благодарю. И прошу вас, не тяните с расследованием!

— Я бы с радостью, если бы вы в прокурорах состояли…

Со Юджин вернулась к машине и приготовилась ждать сотрудника автосалона. Чан проводил ее взглядом и спросил у патрульного Кима, что тоже вышел перекурить:

— Скажи-ка, что ты о ней думаешь?

Хорошо зная повадки Чана, Ким лишь многозначительно усмехнулся:

— Мужика у нее нету, да? По мне, так ни кожи ни рожи. Из тех баб, что носятся как сумасшедшие и на каждом углу орут про народ и демократию. Комплексуют из-за внешности, вот и маются дурью, суют свой нос куда не следует. Согласись?

Инспектор Чан сделал глубокую затяжку.

Видеокамера была наготове. Приехала начальница центра помощи жертвам сексуального насилия. С минуты на минуту ждали сурдопереводчика из районной администрации, согласившегося помочь на добровольных началах: когда-то oн учился в одной школе с сотрудником муджинского правозащитного центра. В комнате для совещаний особо ничего не меняли, а чтобы детям было уютнее, Со Юджин по дороге в офис купила маленький горшочек с бегонией. Как только мама Ёнду приведет дочь, а чуть позже подъедут Кан Инхо и Юри, начнется запись показаний.

Утром Со Юджин провела совещание с двумя коллегами. Договорились, что для начала они будут действовав своими силами: запишут свидетельские показания детей и распространят в СМИ — отправят материал в газеты и на телевидение, чтобы довести до сведения госкомитету по правам человека.

В то же утро из муджинского регионального комитета труда сообщили, что куратора общежития «Чаэ», слабослышащего Сон Хасопа, незаконно уволили. Правление интерната обвинило его в оскорблении директора и несоответствии статусу преподавателя. Однако, похоже, настоящая причина крылась в том, что в тот роковой вечер именно он отвез Ёнду в центр помощи жертвам сексуального насилия. Чутье подсказывало Со Юджин: что-то громадное затаилось во мраке, — и потому она решила не тратить время на перепалки с инспектором Чаном.

Первой приехала мама Ёнду. Мужа прооперировали несколько дней назад, и сегодня на рассвете она вернулась в Муджин, забрала дочь из интерната и привезла в центр. Лицо ее совсем потемнело: результаты операции не обнадеживали. Жизнь загнала эту женщину в угол, и Со Юджин в очередной раз усомнилась в существовании Бога. Перед глазами возникла картина из прошлого: годовалая малышка с закатившимися глазами бьется в конвульсиях от высоченной температуры… Привязав ее к спине, вытащив из кроватки четырехлетнюю старшую, как умалишенная она выскочила на стылые предрассветные улицы, пытаясь поймать такси, чтобы доехать до больницы. Припомнила она и тогдашнее наваждение: вскинув к небу глаза, она увидела лишь разбитое вдребезги темно-синее стекло, обрушивающееся на нее градом осколков.

— Проходи, пожалуйста! Рада встрече. — Со Юджин поприветствовала Ёнду на примитивном языке жестов, которому научил ее Кан Инхо.

Ёнду мгновенно просветлела, напряжение спало, и она спросила в ответ что-то типа «вы тоже глухая?». Других жестов Со Юджин не знала, поэтому лишь улыбнулась и отрицательно помахала рукой. По лицу девочки пробежала легкая тень разочарования.

Со Юджин протянула булочку и молоко, специально купленные для детей. После некоторого колебания Ёнду села в уголке и накинулась на еду. Со Юджин озадаченно наблюдала, как девочка, будто в жизни ничего вкуснее не пробовала, жадно уминает простую булочку с начинкой из сладкой фасоли. Щеки пухлые, персикового оттенка, черные густые волосы блестят, глаза ясные, а рост чуть выше, чем у сверстников. Ноги, до колен прикрытые школьной юбкой, крепкие и ровные, как у куклы. В голове Со Юджин промелькнул ряд ассоциаций, которые вобрало в себя определение «двенадцатилетняя»: нежный пушок на абрикосе, светлая зелень ранней весны, лепестки весенних роз, утренняя роса, моросящий дождик, крылья бабочки на заре и легкий аромат черного чая… Стоило лишь подумать, что сотворили с этой свежей юной девушкой, как становилось не по себе. И тут их взгляды пересеклись. В глазах Ёнду с характерным для азиатов как бы слегка припухшим верхним веком на мгновение промелькнуло смущение, после чего девочка несмело улыбнулась. И тогда Со Юджин, поклявшись именами собственных дочек — Пады и Ханыль, дала себе слово во что бы то ни стало защитить этих детей. В ответ она ободряюще улыбнулась Ёнду — именно так Юджин встречала трудности в своей жизни.