Василий Ворон - Две столицы России. Сборник эссе и рассказов

Олег стал хмурым.

– Нет. Не разговорчивый он вчера был. Смурно́й какой-то.

Аглая закусила губу: говорить про вчерашний вечер ей не хотелось. Но и отступать не стала:

– Чего вы тянете, а? Неужели так трудно правду старику сказать? Он бы и смурным перестал быть!

– У него сердце слабое, забыла?

– Это у вас слабое. Не мужики пошли, а…

– Только и знаешь мужиков пилить.

Спорить Аглае не хотелось. Она просто решила стоять на своем:

– Скажи́те ему. Разве от радости кто-то умирал?

Олег пристально на нее посмотрел:

– Много ты знаешь, Аглая.

Из подъезда вышла какая-то женщина с ребенком. Олег и Аглая хором сказали «здрасте». Аглая подождала, пока те не отошли на приличное расстояние и решила взять быка за рога:

– У вас вообще семья есть? А то дядя Паша переживает, говорит, может, его сыну не до него.

Олег с неудовольствием уставился на Аглаю:

– Ты что, говорила с ним обо мне?

– Да не о вас, а о его сыне. Расспрашивала, почему одинокий и вообще. Так есть у вас жена, дети?

– Нет у меня никого, – нехотя буркнул Олег. – Развелся.

– А дети? – не отставала Аглая.

– Не важно это, – поморщился Олег.

– Понятно. Ну, хотите, я с дядей Пашей поговорю?

Олег замахал руками:

– Ну, нет! Даже не смей. Я сам должен… Понимаешь?

– Ну-ну, – Аглая усмехнулась. – Смотрите, а то я не выдержу, разболтаю. Бабий язык длинный.

– Не надо, – Олег поправил очки, заглянул ей в глаза. – На днях с ним поговорю. Ты только не вмешивайся.

Утром Аглая как всегда отперла почтовый ящик на площадке между этажами. Выгребла ворох рекламных листовок, бросила в коробку, стоявшую тут же именно для таких целей. В руках остался квиток платежки ЖКХ и конверт. На конверте она с удивлением обнаружила свое имя. Сунув квитанцию в рюкзак, она тут же вскрыла письмо и, развернув исписанный листок, стала читать.

«Здравствуй, дочь.

Я не знаю, как начать это письмо – в голову лезет всё сразу, не пойму, как лучше. Главное, не рви письмо, дочитай до конца. Я не видел тебя пятнадцать лет. Ты стала совсем взрослая. Мама долго не хотела, чтобы я виделся с тобой. Но я настоял, убедил. Она чего-то опасается, будто я хочу тебя у нее отнять. Но разве это возможно? Ей бояться нечего, а вот я действительно боюсь. Конечно, кто я такой для тебя? Я не воспитывал тебя, не нянчился. Ну, разве что совсем немного, до того, как тебе исполнилось пять лет. Ты и не помнишь, наверное, ничего. Я столько раз порывался повидать тебя, но мама была против. Я ее понимаю, ведь я так обидел ее. И тебя тоже обидел. Прости меня, дочь! Глупо, наверное, но отцом я себя почувствовал лишь не так давно. Но почувствовать – этого еще не достаточно. Нужно, чтобы ты поверила мне. Я очень этого хочу. Никогда не думал, что всё, что мне будет нужно, это твое понимание. Так много хочется тебе рассказать, так хочется заглянуть в твои глаза, погладить по голове, как тогда, в детстве. Скажешь, наверное, что тебе не до телячьих нежностей. А мне – самое то. Я стал таким сентиментальным…

Мама сказала, что ты в райцентре, в городе. Учишься. Умница, дочь! Так и надо. В общем, дала адрес. Вот и решился я тебе написать. Очень надеюсь, что ты не станешь гнать меня, а поймешь и простишь. Мне так страшно и радостно одновременно!

И если это так, и если ты будешь готова, я бы встретился с тобой.

Твой отец»

Не понимая, для чего она это делает, Аглая поднялась на площадку и позвонила в дверь дяди Паши. Дверь открыл Олег.

– А дядя Паша где?

– Зачем он тебе?

– Дядь Паш! Ау! – дурачась, негромко крикнула Аглая вглубь квартиры из-за плеча Олега. Тот громким шепотом свирепо сказал:

– С ума сошла?! Спит он еще.

Аглая беззвучно рассмеялась, ответила:

– Да ладно, не бойтесь, не за этим я, – она потрясла перед лицом Олега письмом: – Вот! Как нарочно!

– Что опять стряслось?

– Папаша мой объявился! У матери мой адрес выведал и письмо прислал.

– Что же тут плохого?

– Пишет, какой он стал сентиментальный, что хочет встретиться, бла-бла-бла.

– И что? Тебе совсем не хочется с ним увидеться?

Два разных чувства боролись внутри Аглаи, как два хорька, сцепившись в один пушисто-когтистый ком. Ей было и радостно и злорадно сразу. Не понимая, как это возможно, она бездумно решила вывалить всё это Олегу. Сейчас он был для нее будто воплощением всех мужиков, которые когда-либо обидели или задели ее.

– У всех отцы как отцы. Только у меня не пойми кто.

– Да почему? – удивился Олег.

– Да радуется он чему-то здесь! – вздернула Аглая листок вверх. – А чему радоваться? Может, он мне даром не нужен. Еще ничего обо мне толком не узнал, а уже рад!