Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

Рождение мяса. Колыхающееся пузо. Соски. Умиротворенное рыло. Сомкнутые веки. Бурая щетина.

Шеф:

— Деревянные ложки, китайские. Человек пьет ерша и хоть бы хуй! Короче, купил матери чайник — синий, стеклянный. С первой получки. И все. Я с Лешей, поваром, одну бутылку потом взяли — «Зверобой»… Сорок градусов. Леша, выходи, пятый этаж, дип-ля-ля! Бабы. Я ей юбку задрал и наверху задрал. Дед: «Сынок, что ты балуешься?». И костылем в меня. Я деду в чурево. На остановке — там мужик меня задрал. Милиция нас бережет, больше года не дает. Дураку ему — тык! Просыпаюсь и на кушетке лежу. Подушка и простыни, решетка, дверь железная. Глазок. Вселился. Я — тук-тук! — в туалет. А на трусах вот такая дырка. Ну я ему: дяденька, так и так — день рождения. «Ну на твои документы, беги», — отпустил.

Женя:

— Мы щас подождем, когда там будут кишки вспарывать, и пойдем.

— У… А куда пойдем?

Смотреть…

— О! Какой я пьяный, но мне хорошо.

И мерзнут кончики пальцев.

Сарай полон досок, и стружка на дощатом сарайном полу.

Ложки из дерева. Сардины в томатном соусе. И опять вспоминаю кровь на снегу — томат гуще.

Женя:

— Не надо щас, не пиши.

— Щас уже все.

Озябший пьяный Женя.

Женя:

— Ну я думаю, что свинья, в общем-то, на тебя довольно-таки должное впечатление наложила.

Паяльная лампа Аладдина.

— Никит, прекрати писать.

— Ага.

— Ну как там, еще не потрошат?

Женя встал, шатаясь к двери, скинул крючок, вылез на белый снег.

— Ее уже подпалили до черна. Но мы застанем, когда полезут в кишки.

В сарае тикают часы. А рядом звонкими голосами верещит детский сад. И чавкает Женя, доедая консервы.

— По три пятьдесят. Ты знаешь, они собираются мясо продавать по три пятьдесят — празднички.

Привалился к стене, глаза закрыл, руки греет в карманах шинели.

— Пойдем в тот сарай, Никит. Пойдем посидим там нормально — на диване.

Курим.

— Чего это они раскудахтались?

— Не знаю.

— Что с тобой, Женя?

— Я устал, не больше.

— От чего ты мог устать?

— Я?

— Не будем давать тебе пищу, мерзавцу этакому!

— От чего я мог устать?! От прогулок увеселительных!

— Фу, ф-ф-ф! — сдувает стружку с книги.

Фейхтвангер. Листает.

— Бля! Опять последняя страница вырвана. Сразу понимаешь — примечания. Здесь имеется в виду один из персонажей оперы Д. Пуччини «Тоска» — начальник полиции. «Ты где вчера была?» — «Я вчера была в театре». — «Что?» — «То-ска». — «Ну и как?» — «Тоска-а!»

Переворачивает страницы языком, чтоб не вытаскивать руки из карманов. Икает.

— Фейхтван… -ик- … гер. Дымшиц. Ныне покойный ре… -ик- … дактор.

Пар изо рта… Зима…

— Пойдем, Ни… — ик- Никит. Пойдем, слышь?!

— Щас, секунду еще.

— Хе-хе! И взял на карандаш. Ну? Еще, что ли? Еще решил заметить, приметить, приветить?

Жует хлеб.

Идем. Красная — в цвет крови — детская коляска. И младенец. Синие жилки в носике пульсируют. Голубыми чистейшими глазенками взирает на чернеющую под языками паяльных ламп тушу. Что он видит?

— Жень, ну этот младенец совсем мне уж Богом послан.

Его маманя торгуется за будущее мясо.

А потом будет комнатка на верхотуре клуба — громадный «Тембр» и «Beatles», «Yesterday», Игорек Шерипов, я и Женя. «Да будет день!»

— Боже мой, это же конец шестидесятых!

Игорек:

— Какой конец, Женя, шестьдесят второй — шестьдесят шестой — такие пределы!

— Да-да-да. (А когда-то мы будем говорить так про восьмидесятые.)

— Никит, ты послушай этот английский, как он подобен русскому!

Поют в два голоса: «Ми-и-ишел, май бел…»

Послушаем…

Женя:

— Вообще. Гениальнейшие совершенно люди были! «Гёрл, — они поют, — ту ливэ… ор гёрл…»

Игорь:

— Аж, бля, даже плакать хочется. У меня волосы дыбом встают.

Женя:

— Так вообще давно было… Страшно давно.

— Страшно давно.

— Как они бьют по тарелке! (Показывает.)

«Ело сов марин…»

Все… «Битлз» кончились…

Перекручивает кассеты. Шум — как пламя из паяльной лампы…

Молодуха — улучшенная копия матери — поженственнее, похудее, позлее. Мать пожирает тушу. Тряпочкой макая ее в кастрюлю с горячей водой. (Все обыденно.) И вот режут пузо. Молодуха приготовила эмалированный таз. Опускает в него трепещущее сало. Свинья с этим вырезом, как самолет. Садись туда и взлетай на этих культяпках.

— Женя, посмотри на мир. Как смешно! Это ж чудовищно смешно. Свинья самолетом на доске!

И баба, счищающая нож об ноги. Грязь с ножа. Это их дочь. А в коляске ревет внучка.