Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

Вечером смотрю, кто-то заваливает. Смотрю — Янков и Поляков.

— Койка какая?

— Вот эта?

Моментом все перерыли.

— Раздевайся! Где ноги! Кого ты сегодня обижал? На кого ты ножик поднимал?

— Двое за мной. Мойте!

— Я что, только что призвался?! Не буду.

— Караул! В ружье! Загнать их в умывальню! (Мнутся ребятки.) Отставить!

И делает так — пистолет из кобуры и в нас: «Мойте посуду — застрелю!»

— Да не пугайте нас, товарищ лейтенант, пушкой своей.

Потом Марика увели, и за мной.

— Сделайте с ним то же, что и с первым (связали) .

Устал я исполнять свой долг,

Я стар и одинок,

Продрогший вымокший комок —

Итог былых тревог.

Зачем меня придумал Бог

И для чего берег?

Сегодня снова горстку строк

Просыплю на листок.

И это все, что я могу,

Вон магазинчик на углу:

Куплю и всю до дна!

Теперь карайте старика,

Пока я жив и пьян пока,

Во всем моя вина.

Санчасть.

Ночь. Икающий черный котенок с растопыренными седыми усами и синими вытаращенными глазенками высматривает муху.

Каптерка санчасти. Неровные стены блестят светло-голубой масляной краской.

Глазенки-то удивленные! Черная шерстка лоснится под лампой. Обнюхивает мой мизинец. Влажный холодный нос — во все тычется.

О! Сашенька Алферов. Алфер. Лиса. Тощий юнец, наделенный невиданной энергией. Медленный вязкий взгляд. Высматривает.

— Ты понимаешь, какая ситуевина!

«Ситуевина»…

Женя и Шушко.

Садится за стол и берет лист бумаги. Держит в правой руке.

— Сделай, пожалуйста, чертеж сарая.

Смотрю, на мизинце вот такой ноготь! Какой-то мне человек сказал, что ноготь на правом мизинце отращивают, чтоб чистить уши.

Женя Кириллов.

…может быть, сегодняшний день нам принесет радостное известие… Хотя жизнь коварна. На самом деле коварна. Но было бы клево. Щас уснем, проснемся — приказ!..

«Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант…» Я эти стихи ненавижу. Они у нее на листочке в столе лежали. Она млела. Он был такой далекий и неестественный. Во фраке. Его, поди, хотелось пощупать, как куклу. И вот, когда кончался концерт, он выбегал в джинсиках, в маечке… Но ведь я не могу себе позволить надеть фрак.

С Женей в санчасти всю ночь до экзальтации, до просветления — обо всем. Пачку сигарет высосали. Начали с жен, кончили Богом, а потом котенок.

Это мои последние беспорядочные записи, а потом был октябрь. Пустой и холодный месяц октябрь. Я не мог ни читать, ни отвечать на письма. Я даже думать не мог. Только ждать.

Жду. Лавирую, все замечая, но не задевая. Боже упаси! Не вмешиваясь ни во что. Избегая столкновений. Из зеркала дурными глазами посеревшее ужавшееся лицо смотрит в меня.

01.11.81.

У Сереги Адилова погоны из искусственного меха шубы — черные, лоснятся.

Артур Хачатрян:

— Короче, около нашей деревни выращивают хлопок. Мужик один там собирал от хлопка ветви. И посмотрел, как они делали, и я хотел прыгнуть на эту хуету, которой пашут. Нога поскользнулась, бля, попал под трактор. Кричу, ору. Он не слышит. Хули, такой звук от трактора — как услышать?! Пацаны, парни стали забегать, чтобы он остановился. Ну он остановился, а у меня нет ноги. До матери слух сразу дошел. Мать прибегает, плачет. Чаем меня поили, чтоб успокоился. А что поделаешь?! У меня вот дома машинка «Зингер» — немецкая — вот это машина! Железо шьет! Подбегает, да, значит, берет меня к себе на плечо и несет в больницу. А я все кричу. Потом приходит отец. Тоже плачет. Потому что меня все любили дома. Больше всех любили.

Да вот, после двухмесячного перерыва — опять блокнотик. Но уже кажется мне бессмысленным фиксировать череду увиденного-услышанного, ибо однообразна и утомительно корява она, эта «действительность».

Забили свинью… Черная дырка на горле. Ворочают с кряхтеньем. Вот на спину. Уложили на доске. Свекольная лужа крови в снегу. И пятнышки, пятнышки…

Подпаливают синим газом паяльной лампы. Свиноподобная бабка и очкастый дед.

Петух победно кричит. Женя смотрит с топором. Рядом срубленная сосна. Розовое тело сосны — сочное, гладкое — и шершавая, упругая, щетинистая, в желтоватых подпалинах кожура свиньи. Дед в бушлате прочищает огнем ее огромадные уши. И ножичком, ножичком скоблит.

А! Первый снег и запашок пали. Капуста какая-то на снегу.

Идем в сарай пить водку. Кура трется крылом в решетку, позвенивает ножичек скоблящий.