Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Верная принципам традиционного советского ханжества, Татьяна Тэсс не стала объяснять читателям, что именно произошло между молодыми супругами. Но русский читатель понял суть коллизии. На брачном ложе лейтенант авиации обнаружил недостачу: его жена не сохранила свою девственность. По добрым стандартам XVI–XVII столетия он почувствовал — себя опозоренным и немедля излил свои чувства публично. Журналистка, описавшая эту сцену, не нашла в поведении советского офицера ни дикости, ни хамства. Она попыталась даже убедить своих читателей, что произошла ошибка. Ошиблись оба. Лейтенант слегка погорячился, а девушке, действительно, следовало бы вести себя осмотрительнее. К этому примерно и сводится нынешняя официальная позиция советских идеологов. Личная судьба девушки в этих рассуждениях занимает третьестепенное место…

Я уверен, что большинство читателей статьи Татьяны Тэсс оценили и историю в городе Иваново точно так же, как и автор „Комсомольской правды”, а многие, очевидно, были даже на стороне оскорбленного в своих чувствах лейтенанта. В области морали официальная позиция партийных идеологов не слишком отличается от взглядов массового советского человека.

Поскольку в СССР обсуждать проблемы секса вслух возможности нет, то бесчисленные личные драмы остаются в тайне и не беспокоят общество. Ошибки отцов ничему не научают детей. Вот один из таких „тайных” эпизодов, произошедших несколько лет назад в Харькове.

Анна М., воспитанная в строгой интеллигентной еврейской семье, решила выйти замуж за русского юношу, с которым работала в одном учреждении: "До того, как мы подали заявление в ЗАГС, я ничего такого ни ему ни себе не позволяла, — вспоминает она. — Но когда документы были поданы, я решилась… В родительскую квартиру привести его до свадьбы нельзя было. Никакой другой квартиры у нас не было. Но у меня был служебный кабинет с диваном… Мы часто дежурили с ним в ночную смену. В ту ночь я долго, очень долго, заполняла служебные журналы, оттягивая время. Если бы только мои родители знали, на что решилась их дочь! Страх и стыд, любовь, любопытство и гордость от собственного мужества раздирали меня. Глупая девчонка… Наконец, далеко за полночь я позвонила ему: "Приходи”. Мы оказались на диване, и в тот же миг я услышала от своего первого мужчины: „Ты девочка?” Лучше бы потолок обвалился на нас. Я была оскорблена, унижена его душевной глухотой. Сказала зло: „Проверяй!” Этим вопросом все было для меня испорчено…”

Анна прожила замужем пять лет. Но та крошечная трещина, которая возникла в первый миг их супружества, в конце концов, привела к крушению семьи.

Представление о девственности как о некой личной и социальной ценности бытует во всей толще советского общества. Представление это сохраняется даже в таких низах, где, казалось бы, о такой материи, как девичество, некомуи задумываться. Одесский шофер привел в квартиру своего неженатого приятеля, тоже шофера, девицу лет 23-х. Девица, студентка, прирабатывающая проституцией, готова была за двадцать рублей обслужить обоих клиентов. Но при этом она ставила условием не покушаться на ее девственность. На ее языке это звучало так: „Мальчики, не вздумайте в письку, я не дамся. Только в попочку. Я хочу выйти замуж за хорошего человека, как честна я”. Шоферы с пониманием отнеслись к этому аргументу. Сохранять девичью честь ради будущего удачного супружества казалось им делом резонным. „Мы дали ей по червонцу, — рассказывает один из участников эпопеи. — И пусть идет со своей целкой…”

В главах 10 и 11 (о проститутках) я уже писал, что подобные нравы распространены также в Баку. Остаться честной для своего потенциального мужа желают и многие „гулящие” девушки Москвы, Ленинграда и Киева. Есть в Советском Союзе, однако, и принципиальные противники древней традиции. „Я считаю девичью невинность после 18-и признаком элементарной безграмотности и малограмотности, — заявил преподаватель одного из ленинградских институтов, обвиненный в многочисленных романах со студентками. — Я боролся и буду бороться с этой малограмотностью”.

Впрочем на рубеже 80-х годов никакого особенного героизма для борьбы с сексуальной женской „малограмотностью” уже не требуется. Об этом говорят не только цифры (см. главу „Дети — наше будущее”), но и анекдот, созданный опять-таки в Ленинграде: „Как известно, Дворец бракосочетаний в Ленинграде находится на набережной Красного Флота. Чтобы попасть в этот Дворец, женихи и невесты вынуждены пройти перед знаменитой статуей Петра Первого, который, сидя на коне, простирает руку вдаль. Есть предание, что, если мимо Петра во Дворец бракосочетаний пройдет честная девушка, царь приветственно поднимет свою бронзовую длань вверх. Но пока ничего такого еще не случалось…”